Олимпийцы удивленно зашептались.
-Спокойно, друзья! - Тучегонитель поднял правую руку. - Этот неожиданный курьез вполне исправим.
«Это интересно же как?» - злобно подумала прячущаяся в самом дальнем конце зала Гера. Громовержец на троне подбоченился.
-Я облегчу судьбу своего сына. Разве я не вправе сделать это? Поскольку мой сын Геракл персеид, то он автоматически попадает в подчинение к Эврисфею.
-Всё правильно! - кивнул, жуя спелый виноград, Эрот.
-Мне кажется, что это несколько… м… м… м… несколько несправедливо, - добавил Арес, и прочие боги согласно с ним закивали.
-Так вот, - продолжал Зевс. - Мой сын не вечно будет в подчинении у этого Эврисфея. Как только Геракл по его поручению совершит двенадцать великих подвигов, он тут же освободится от его власти и сразу же обретет бессмертие.
-Ого! - Бог Аполлон пронзительно присвистнул. - Чувствую, у нас на Олимпе очень скоро случится пополнение.
-А что, может, кто-нибудь против? - добродушно поинтересовался Тучегонитель.
Подобных безумцев, к счастью (для этих самых безумцев), не нашлось.
Итак, история великого героя обрела наконец законченную форму.
* * *
Не по дням, а по часам рос малютка Геракл, что, конечно, не могло не сопровождаться многочисленными курьезами…
С дикими визгами бросились врассыпную из детской многочисленные няньки младенца, зашедшие проведать малютку и поменять ему древнегреческие соломенные подгузники.
-Куда, Сатаровы толстухи? - хрипло неслось им вслед. - Принесите вина!
На шум из своих покоев появился Амфитрион, уже почти готовый отправиться в новый военный поход.
Придержав за локоть Алкмену, которая рвалась в детскую, полководец строго окликнул одну из удиравших нянек. Служанка покорно приблизилась к Амфитриону. Под ее правым глазом наливался синевой огромный фингал.
-Немедленно отвечай мне, что произошло?
-Там-там-там… - отрывисто пробормотала служанка и, ойкнув, свалилась в обморок.
Пожав плечами, Амфитрион приказал Алкмене подождать его у дверей, а сам бесстрашно вошел в детскую.
Полководец ничего в своей жизни никогда не боялся, ибо был добрым бравым воякой, а у всех добрых бравых вояк, как известно, напрочь отсутствует всяческое воображение, впрочем, как и соображение.
В детской царила полная неразбериха. Плетеная люлька лежала на полу в ворохе пеленок и роскошных тканей, оберегавших младенца от прожорливых москитов.
Первое, что пришло в голову Амфитриону, так это что ребенка похитили. Но люлька вроде не была пустой. Полководец приободрился.
-Агу-у-у-у, агу-у-у-у… - тихонько произнес он, на цыпочках подбираясь к середине комнаты.
Затем Амфитрион улыбнулся и осторожно, чтобы, не дай Зевс, не напугать младенца, заглянул в люльку:
-Агу…
Нежное сюсюканье резко оборвалось. У подслушивавшей за дверьми детской Алкмены екнуло сердце.
-Привет, мужик, - хрипло произнесла бородатая голова, которая занимала почти всю люльку. - У тебя вино есть?
-А-а!.. - дико заголосил Амфитрион, отпрыгивая к двери.
Ворох разбросанных по полу тканей пришел в движение, и из него возник, вернее, встал на ноги могучий обнаженный мужила.