Они съезжались на празднование Нового Года посреди пустыни!
Мы все четверо стояли у окна, забыв об остывающем на столе ужине, и наблюдали за тем, как огромные машины заруливают на большую стоянку перед крепостью. Среди водителей были и настоящие блондины-северяне, и рыжие, и арабы в своих куфиях и с густыми черными усищами. Но знаешь, что их всех объединяло, Гарри? Это были самые жесткие, несгибаемые из всех когда-либо виденных мною людей. Независимо от того, во что они были одеты или какого цвета у них были волосы, все они были похожи на гладиаторов.
— Извини, я на минуточку. — Я встал со стула, выпустив руку Клэр до того, как она успела произнести хоть слово. Мне нужно было немедленно выйти из этой палаты. Я боялся, что меня вот-вот вырвет. Я был до смерти перепуган.
— Гарри, что с тобой?
Ее вопрос настиг меня уже в дверях.
В холле, через который я опрометью бросился к питьевому фонтанчику, меня окинула недовольным взглядом медсестра. Вода оказалась такой ледяной, что от холода у меня заныли зубы. Я поспешно проглотил ее. Затем намочил руку и провел по лицу, шее и между лопаток.
Я былтам. Это я вылезал из одного из тех грузовиков. Это я видел женщину, глядящую на меня из окна, и прикидывал, удастся ли мне с ней переспать. А почему бы и нет? В новогоднюю ночь у всех срывает тормоза.
Мы были в пути уже сорок часов. И всю дорогу нас преследовали неудачи и разные задержки. Мы опаздывали уже на полдня. Я помнил все: кисловатый вонючий запах сигареты, которую курил болгарский пограничник, просматривая наши бумаги; треск цикад на обочине дороги в Турции, когда мы остановились справить малую нужду; теплые лучи солнца на затылке после прохлады кабины.
Я был этим человеком. Я помнил все. Его звали Генрих Мис. И раньше я его в жизни никогда не видел.
Такое…погружение однажды уже случалось со мной в присутствии Венаска, еще когда шаман был жив. Мы с ним сидели в закусочной на Силвер-Лейк и завтракали, когда туда вошел человек и уселся за стойку через несколько табуретов от нас. Просто какой-то незнакомый тип в комбинезоне. Мы с Венаском о чем-то разговаривали. Когда же я поднял голову и увидел того парня, я… исчез. Исчез, переместившись в его жизнь и уже через какое-то мгновение забыл о нем все. Абсолютно все. Его звали Рэнди. Он был рабочим-монтажником. И настоящим сукиным сыном.
— Ну-ка, ну-ка! Давай, возвращайся! — Венаск положил ладонь мне на руку и звал меня, как звал бы убежавшего в другую комнату непослушного щенка. Я уставился на него невидящим взглядом. Тогда он помог мне подняться и вывел из закусочной на стоянку. Я бессильно привалился к белой машине. Вся энергия, которая во мне была, куда-то испарилась. Придя наконец в себя, я взглянул на старика. Он улыбался.
— Что зачертовщина!
— Иногда, Гарри, приходится встречаться с собственным будущим. Обычно, это человек, но иногда бывает и место, или некая вещь. И сейчас тебе самое главное понять, как совершенно чужой парень вписывается в твое будущее. Это может оказаться очень важным.
— Но ябыл им, Венаск! Я ведь был им!
— Ты сам — свое собственное будущее, Гарри. Оно в каждой минуте твоей жизни. Просто сейчас ты впервые увидел какую-то небольшую его часть. А теперь попробуй прикинуть, где этот парень может в нем оказаться.
Но мне так и не представилось возможности сделать это, поскольку через три дня Рэнди разбился насмерть: первый человек, когда-либо погибший на строительстве здания Гарри Радклиффа. Сорвался с верхнего этажа почти достроенного Гребхен-Билдинг в Пасадене.
Когда несколько минут спустя я вернулся в палату бледный как полотно, бедняжка Клэр очень встревожилась. Я стал оправдываться, мол, наверное, съел что-нибудь несвежее на обед, но обмануть ее было трудно.
— Не ври, Гарри. Наверное, это из-за того, как я выгляжу, да?
— Ну что ты, милая, во Вьетнаме мне приходилось видеть и не такое.