– Спокойно, – охладил ее пыл Корсаков. – Я даже не знаю, есть ли у него телефон, не говоря уже про номер. Но на днях они будут в Москве – приедут покупать новую машину. Помнишь, я тебе рассказывал, что разбил чужую «Ниву»? Вот это была тачка моих друзей.
– Они приедут? – повторила Анюта. – А кто с ним?
– Невеста его. Это я их сосватал.
– Ты еще и сваха?
– По совместительству. Так что подождем Пашку – он обещал зайти. А пока принеси чистую мокрую тряпочку.
Анюта быстро принесла смоченную водой тряпицу. Корсаков осторожно принялся протирать холст возле рамы в самом углу.
– Черт, густо замазали, – пробормотал он, осторожно снимая слой краски. – Хорошо хоть лаком не покрыли.
Под слоем акварели проступила темная поверхность скрытой картины. Корсаков склонился, приглядываясь.
– Все, пока довольно, – сказал он, – там действительно другая картина. Боюсь испортить, будем ждать Воскобойникова.
Картина два дня простояла на мольберте, укрытая тряпкой.
Игорь открыл ее и снова принялся разглядывать. Даже кресло‑качалку принес, чтобы удобно было. Он слышал, что картины старых мастеров замазывали после революции – чтобы большевики не продали.
Еще после Великой Отечественной войны, когда воины‑победители везли трофеи, в стране оказалось много шедевров живописи из немецких музеев. Как там у Высоцкого?
"… а у Попова Вовчика отец пришел с трофеями.
Трофейная Япония, трофейная Германия,
Пришла страна Лимония,
Сплошная чемодания…"
Солдаты везли трофеи вещмешками, офицеры – чемоданами, старшие офицеры и генералы – вагонами, а маршалы уже целыми составами. И во время послевоенных чисток высшего армейского руководства картины тоже прятали за подобной мазней, надеясь переждать смутное время и сохранить капитал – ценность картин великих живописцев в то время уже все понимали. Корсаков задумался, пытаясь представить, что могло быть изображено под резвящимися в пруду павлинами.
Под окном остановилась машина, послышалась перебранка. Звонкий голос Анюты выделялся на фоне мужских голосов.
Внизу хлопнула дверь, послышался быстрый перестук каблучков по лестнице.
– Ау, где ты, мой ненаглядный гений?
– Здесь я, – подал голос Корсаков, – любуюсь твоим наследством.
– А я кресло привезла, – похвасталась Анюта. – Сейчас мужики его внесут. Если в дверь пройдет.
Они вышли в холл. Грузчики, кряхтя и ругаясь вполголоса, тащили по лестнице огромное кресло.
– Куда ставить‑то? – спросил небритый мужик в голубенькой панамке.
– Сюда, в спальню, – показала Анюта.
– Нет уж, – решительно воспротивился Корсаков, – там и так не развернешься. Ставьте здесь, к стене.
Мужики поставили кресло, куда велели, Анюта рассчиталась с ними, уселась, подобрала ноги и победно посмотрела на Корсакова.
– Как тебе?
– Прелестно, – пробормотал тот, разглядывая потертый плюш. – Зачем оно нам?
– Надо же тебе где‑то отдыхать, когда ты пишешь. Смотри, какое удобное, мягкое, старинное.
– Что старинное, никто не спорит, – согласился Игорь. – И клопы в нем уже потеряли счет своим поколениям.
– Ой! – Анюта взвизгнула и вскочила на ноги. – Ты что, серьезно? Там могут быть клопы?
– Вполне. И тараканы. Любишь тараканов?
– Мы его выбросим, – решительно сказала девушка, – прямо сейчас!
– Ну уж нет! – Корсаков расположился в кресле, закинул ногу на ногу.