Моя мать была не совсем здорова, а известие — поверьте мне — стало для нее страшным ударом.
— Послушайте, чего вы хотите, в конце концов? — вмешалась Сэнди, и когда он обратил на нее черные глаза, ей вдруг стало стыдно за свою выгоревшую футболку, потертые голубые джинсы, за лицо без всякой косметики. Те самые глаза, что смотрели на Энн с такой нежностью, стали жесткими — настоящий агат.
В отличие от Сэнди он был одет с подчеркнутой небрежностью, но безукоризненно: его дорогой костюм был явно от известного кутюрье, доступного далеко не всем, и к тому же так сидел на ладной фигуре, что заставлял женские сердца замирать от восторга.
— Сестра очень устала, вчерашние похороны были настоящим испытанием для нее — да еще в ее положении.
— Да, я понимаю.
— Ей нужны тишина и покой, и я считаю, что ваше присутствие… боюсь, оно ей не помогает. — Сэнди спешила высказаться прежде, чем он ее перебьет. В лице Жака Шалье было что-то угрожающее, но, черт побери, она не позволит себя запугать. Не позволит никому из этой проклятой семьи!
Темный румянец залил на какой-то миг его смуглые щеки и скулы классической лепки, однако он больше ничем не выдал своего неудовольствия. Он глядел на Сэнди, стоявшую по другую сторону кровати, казалось, с одним лишь холодным презрением.
— От вашего отношения к делу никому из нас не станет лучше, — спокойно произнес он. — А вашей сестре — только хуже.
— Позвольте мне самой заботиться о моей сестре, — ответила Сэнди жестко, но сердце ее застучало в груди словно молот.
— Я верю, что она в хороших руках, — ответил Шалье, — но… — Глаза его снова превратились в две черные щелочки, когда он оглядывал фигурку Сэнди с ног до головы. Он задержал взгляд на ее густых, пшеничного цвета волосах, собранных в хвост, который оканчивался множеством крутых завитков.
— Вот именно. — Она не отвела взгляда, хотя ей было ясно, что он иронизирует. — Так что, если вы не возражаете… — Она показала на дверь.
— Не возражаю. — Жак не спеша повернулся к Энн и склонил голову, прощаясь чисто по-французски — этим элегантным жестом. — Есть всего лишь одна-две формальности, касающиеся вас, Энн, но, поскольку ваша сестра ведет все дела, я буду говорить с ней. Хорошо?
Сэнди не совсем поняла, о чем речь, но ей было все равно, лишь бы он отвязался от Энн. Лицо сестры стало напряженным и бледным, в глазах сквозила тревога. Не дай Бог, еще потеряет ребенка…
— Хорошо, — ответила Энн почти шепотом, но Жаку этого было достаточно; он повернулся, еще раз кивнул обеим сестрам, вышел из спальни и плотно закрыл за собой дверь.
— Пойду спрошу, чего он хочет, — Сэнди выдавила улыбку, — я долго не задержусь.
— Прости меня, Сэнди. — Младшая сестра приподнялась на постели, когда дверь за гостем закрылась. — Боже, как он похож на Эмиля, в первую секунду я подумала, что… Мне не следовало втягивать тебя во все это.
— Глупости, — ответила старшая сестра. Она присела на кровать и быстро обняла Энн, потом встала. Слишком она хрупкая, подумала Сэнди обеспокоенно. Беременность была тяжелой с самого начала, еще до гибели Эмиля, и, хотя доктора уверяли, что плод развивается нормально, было ясно, что для матери это тяжелая нагрузка. — Если не меня, то кого же еще втягивать? — продолжала Сэнди. — Я говорила тебе вчера: останусь здесь столько, сколько будет нужно. И говорила серьезно.
— А как же твоя работа?
— Ты для меня важнее всякой работы. Если контора не сохранит должность до моего возвращения, они потеряют больше, чем я.
Она произнесла это смело, но при мысли, что потеряет должность, почувствовала спазмы в желудке.
Восемь лет назад ей. пришлось бросить университет, не успев защититься. Нужно было воспитывать младшую сестренку, поскольку родители умерли.