— Привет, малыш, — сказал он. — Ты откуда?
— Из больницы, — ответила я, хватая его за руку. — Пообедаем вместе?
Он торопливо взглянул на часы, а потом перевел взгляд на стоянку, где была наша машина.
— Давай-ка домой.
— Там только пельмени, — предупредила я. — Я с десяти утра в больнице и…
— Я обожаю пельмени, — кивнул он, и через пять минут мы уже выезжали на проспект. — Ты была у врача? — спросил он.
— Да.
— Есть новости?
— Пока нет… — Я неожиданно смутилась, отвела взгляд, Андрей повернулся, весело подмигнул и поцеловал меня в висок.
— Все будет хорошо, — сказал он уверенно.
— Врач то же самое говорит…
— Вот видишь.
Мы въехали во двор и вскоре тормозили у подъезда, лифт не работал. Бегом мы поднялись на второй этаж, Андрей распахнул дверь, втолкнул меня в прихожую и торопливо обнял.
— Я соскучился, — сказал он с улыбкой.
— А как же пельмени? — усмехнулась я.
— Ну их к черту…
— Андрюша, мне делали пластическую операцию? — спросила я, торопясь приготовить ему бутерброды. Он пил кофе из большой чашки, одновременно стараясь попасть ногой в ботинок.
— Что? — спросил он.
— После аварии мне делали пластическую операцию? — Голос мой дрогнул, и взгляд я отвела, хотя изо всех сил старалась, чтобы вопрос прозвучал как бы между прочим.
— Пластическую операцию? — Андрей выглядел озадаченным. — После операции у тебя на лице оставалось несколько шрамов, их убрали. Я не знаю, можно это назвать пластической операцией?
Он оставил в покое ботинок, вернулся в кухню, швырнул в мойку чашку и обнял меня за плечи.
— Почему ты спросила?
— Я очень изменилась после операции? — Он пристально смотрел мне в глаза, словно хотел прочитать мои мысли.
— Что случилось? — легонько тряхнув меня за плечи, спросил он.
— Ничего, Андрюша, в самом деле ничего.
— Тогда откуда вдруг этот вопрос?
— Не знаю, — соврала я, неизвестно чего испугавшись. — Иногда мне кажется, это вовсе не мое лицо.
— Чепуха. Что значит — не твое?
— Ты не ответил на мой вопрос: я очень изменилась?
— Стала ещё красивее, вот и все.
— Я очень изменилась? Поэтому у нас нет ни одной фотографии?
— О господи, Аня, у нас нет фотографий, потому что они были в контейнере, я тебе сто раз рассказывал…
— Извини, — пролепетала я. — Бутерброды готовы.
— К черту бутерброды. И что это за дурацкое «извини»?
— Я вижу, не стоило мне спрашивать… Пожалуйста, прости меня… Представляю, как тебе надоели мои вопросы и… — Слезы брызнули из моих глаз, и я пробормотала отчаянно:
— Я ничего не помню. Я совершенно ничего не помню, так не бывает, Андрюша.
— Тихо, тихо, тихо, — зашептал он, прижимая меня к груди. — Ты все вспомнишь, это вопрос времени. Ты обязательно все вспомнишь. Ты говорила об этом с врачом?
— Я хотела, но… все это так по-киношному, точно мелодрама какая-то, я ничего ему не рассказала.
— Ему? Разве твой врач не женщина?
— Меня направили к травматологу, я пожаловалась на головные боли и… — Муж взглянул на часы.
— Подожди секунду. — Прошел к телефону, торопливо набрал номер. — Саша, подмени меня с обеда… да… жена плохо себя чувствует…
— Я хорошо себя чувствую, — вздохнула я, когда он вернулся в кухню.
— Да? Значит, я постараюсь, чтобы ты чувствовала себя ещё лучше. — Он подхватил меня на руки и слегка подбросил, а я взвизгнула от неожиданности. — Я люблю тебя, — шепнул он. — Почему ты ничего не сказала мне об этом травматологе?
— Что о нем говорить? Жанна Ивановна направила меня к нему, а он стал расспрашивать меня об аварии.
— Когда направила?
— Вчера. Он принимал с одиннадцати. Я сразу же пошла. Мне сделали снимки.
— А это зачем? — Андрей опустил меня на диван и сам устроился рядом.
— Господи, Андрюша, он травматолог, как, скажи на милость, он ещё может узнать, что там с моей головой?
— Послушай, детка, у тебя отличный врач, он вот уже полгода тебя наблюдает, а ты идешь к какому-то коновалу и даже не удосужилась поставить меня в известность.
— Он только пичкает меня таблетками и…
— А этот твой травматолог, он что, излечивает наложением рук?
— Ты опять сердишься, — испугалась я.
— Разумеется. Речь идет о твоем здоровье. Ты знаешь, что я пережил полгода затяжного кошмара. Если угодно, твое здоровье — это мой пунктик. Почему бы тебе не считаться с этим?
— Я его боюсь, — совершенно неожиданно для себя заявила я.
— Кого? — опешил Андрей.
— Твоего Эдуарда Витальевича.
— Что значит — боишься? — Муж взял меня за подбородок, должно быть, с намерением заглянуть мне в глаза, но толку от этого было мало, я упорно отводила взгляд. — Что значит — боишься? — повторил он, теперь его голос звучал очень нежно. Я устроила голову на его плече и вздохнула.
— Просто боюсь, — ответила я, потому что он ждал моего ответа.
— Он что, сказал что-то такое…
— Нет-нет…
— Приставал к тебе?
— О господи, нет…
— Тогда что?
— Не знаю, Андрюша. Он так странно на меня смотрит, точно я муха под микроскопом.
— Все эти светила медицины немного чокнутые, не стоит обращать внимание. — По тому, как он это сказал, я поняла: муж успокоился, все, что я говорю, для него теперь не более чем капризы взбалмошной женщины. — Лучше всего послать всех врачей к чертям собачьим. По-моему, ты совершенно здорова. Разве нет?
— Конечно, — согласилась я. — Ты знаешь, почему я пошла в больницу…
— Послушай, детка. — Теперь он посадил меня к себе на колени и гладил по голове, точно я была несмышленым ребенком. — Я очень люблю тебя, и мне кажется… нам ведь хорошо вдвоем, верно? — Я кивнула, пряча глаза, но не выдержала и спросила:
— У меня не будет детей? Никогда? Ты это точно знаешь, поэтому так говоришь?
— О господи, Аня… Ты совершенно здорова, и дети у нас будут, с какой стати им не быть? Прошу тебя, не забивай голову всякой ерундой, ты вполне можешь стать матерью-героиней, если захочешь. — Он засмеялся, но смех вышел натянутым, торопливо поцеловал меня, устроился поудобнее на диване и потянул меня за руку, чтобы я легла рядом с ним. — Мне не нравится, что ты так много думаешь об этом. У тебя какая-то навязчивая идея. Ты сама себя пугаешь. Это глупо. В конце концов, нам совершенно некуда торопиться. Ты успокоишься, и все придет само собой, никакие врачи не понадобятся. Я очень люблю тебя, — прошептал он, а я улыбнулась.
На работу в тот день он так и не пошел. Мы отправились в парк, где прогуляли до самого вечера. Вернувшись, я стала готовить ужин, а Андрей устроился с газетой в лоджии, но в одиночестве ему не сиделось, и он вскоре перебрался на кухню. Несколько раз я ловила на себе его настороженный взгляд.
— Хочешь, поужинаем в ресторане? — спросил он.
— Что? — Я не сразу сообразила, что он спросил, занятая своими мыслями. — Извини… Нет, не стоит идти в ресторан, у меня уже все готово… Все-таки это странно, что я ничего не помню, — вздохнула я.
— Ради бога, не начинай все сначала, У тебя была тяжелейшая травма, просто поразительно, что ты осталась жива. Пять дней в коме, две операции… Ты сама все прекрасно знаешь…
— Не знаю, — покачала я головой.
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Андрей.
— Андрюша, все, что я знаю о себе, я знаю из твоих рассказов. Это так странно. Двадцать четыре года абсолютного небытия, иногда мне кажется, что меня и не было вовсе, как будто ты слепил меня из глины…
— Из ребра, — засмеялся он. — Я смастерил тебя из своего ребра, как Адам Еву, правда, Адаму помогал господь… Впрочем, мне тоже… Только благодаря его милости ты осталась жива. — Последние слова он договорил, уже поднявшись, и обнял меня. — Не забивай себе голову. Эдуард Витальевич убежден, что память к тебе вернется. Пройдет время, ты успокоишься…
— Я думаю, если бы у нас сохранились какие-то фотографии, мне легче было бы вспомнить. Ведь у мамы наверняка есть мои фотокарточки?
— Разумеется.
— А наши свадебные фотографии у неё есть? Мне бы очень хотелось…
— Наверное, есть. — Голос его звучал слегка недовольно. Я хорошо знала своего мужа и научилась распознавать его настроение по малейшим изменениям в интонации.
— Расскажи, как мы познакомились? — попросила я. — Вдруг я что-нибудь вспомню?
— Никакой романтики, — хохотнул он. — Мы каждое утро садились в один троллейбус, четырнадцатый номер. Ты всегда вставала у окна на задней площадке, а я на тебя смотрел. Однажды мы встретились вечером, ты возвращалась домой от подруги, а я с работы. Я набрался смелости, подошел и сказал: «Здравствуйте, меня зовут Андрей», а ты засмеялась и ответила: «А меня Аня», и я пошел тебя провожать. Возле подъезда мы столкнулись с твоей мамой, она шла из магазина и пригласила меня пить чай. Я ушел от вас где-то в одиннадцать, а на следующий день встречал тебя из института. Через два месяца мы поженились. Затем я получил назначение в этот город и уехал, а ты осталась в Екатеринбурге. А потом… потом ты знаешь. — Он тяжело вздохнул и стал смотреть в окно. — Твоя мама позвонила мне на работу, первым же самолетом я вылетел в Екатеринбург. Я не знал, что меня ждет, застану ли я тебя живой… Извини, я больше не хочу рассказывать. Я рад, что есть сегодня, понимаешь? Есть ты, я, и мы вместе. Все остальное не имеет значения.