— Я очень хорошо знаю, — продолжал Арман, — что Андреа принадлежит к числу тех людей, к счастью, очень редких в настоящее время, которые подняли знамя зла на нашей земле. Знаю также и то, что его адский гений долго не унимался в борьбе со мной и что эта борьба была ужасна и жестока, но, успокойся, дитя мое, наступил час, когда и этот демон осознал, что его борьба бессильна, и этот-то час наступил уже давно для Андреа, и он оставил нас в покое, не думая больше преследовать нас.
Арман вздрогнул и опять продолжал:
— На другой день после нашей свадьбы, мой дорогой ангел, я послал этому недостойному брату через Леона Роллана двести тысяч франков, приглашая его оставить Францию и уехать в Америку, где все могло Постепенно забыться и он мог раскаяться. Не знаю, озарил ли господь бог светом душу этого человека, но, по крайней мере, моя полиция, которую я вверил на время моего отсутствия Фернану Роше, эта полиция может подтвердить, что Андреа выехал из Франции и не возвращался больше назад. Кто знает, может быть, он и умер.
— Арман, — прошептала молодая женщина, — к чему делать подобные предположения?
Вместо ответа граф нежно поцеловал ее в лоб.
— Но к чему, — продолжал он, — вспоминать о старом горе. Будем жить счастливо, заботясь о своем ребенке, помогая бедным и утешая их, насколько возможно.
Коляска продолжала быстро катиться вперед и вперед, когда вдруг ямщик громко и грубо крикнул кому-то: «Берегись!»
Этот крик невольно заставил молодых супругов прекратить их разговор и посмотреть на ту личность, из-за которой это произошло.
Посередине дороги лежал неподвижно какой-то оборванный человек.
— Берегись, пошел! — повторил ямщик.
Но он не двигался, хотя передние лошади были всего в нескольких шагах от него.
Ямщик крикнул еще, но, видя, что человек не. поднимается, он остановил лошадей и сошел с козел.
— Верно, пьяный, — заметил де Кергац и, обратившись к своим лакеям, приказал одному из них посмотреть, чтобы человеку не сделали какого-нибудь[ зла.
Лакей соскочил с заднего сиденья и подбежал к лежавшему.
Это был нищий, весь в рубище, он был без чувств.
— Бедняга! — прошептала графиня, между тем как у ней на глазах показались слезы, — может быть, он упал от истощения и голода.
— Поскорей, Франсуа, достаньте из корзинки бутылку малаги и что-нибудь из кушанья.
Арман вышел из коляски и подбежал к нищему.
Он был почти молодой человек, хотя на его лице уже ясно отпечатались глубокие следы горя и лишений.
Граф нагнулся к нему, заглянул в его лицо и невольно вскрикнул:
— Боже! Какое ужасное сходство с Андреа!
Госпожа де Кергац подошла к нему и, взглянув на лицо лежавшего, подобно графу, не могла заглушить в себе крик удивления, смешанного с ужасом.
— Андреа! — прошептала она.
Хотя между тем было почти невероятно, чтобы сэр Вильямс — этот элегантный молодой человек — мог дойти до такого ужасного положения и бродить по дорогам в почти раздетом виде и без обуви.
Но как бы то ни было, если даже это был и он, то лицо этого человека ясно говорила, сколько он вынес страданий и горя.
А между тем, это были его черты, его рост, его волосы.
Лакеи подняли этого человека, а Арман дал ему понюхать спирту.
Многих хлопот стоило привести этого бедняка в чувство. Наконец, он вздохнул и пробормотал несколько непонятных слов.
— Было очень жарко… я был очень голоден… я не знаю, что произошло, но я упал…
Говоря таким образом, нищий бессмысленно оглядывался по сторонам.
Но вдруг он взглянул на Армана, задрожал и, сделав несколько усилий, хотел вырваться у поддерживавших его лакеев и бежать.
Но его ноги были распухшими от долгой ходьбы, и он не был в состоянии сделать даже двух шагов.
— Андреа! — вскрикнул Арман, — Андреа, ты ли это?
— Андреа? — повторил нищий глухим голосом, — зачем вы мне говорите об Андреа? Он умер. Я его не знаю. Меня зовут Жером, нищий.