— Франко на голову покупателя, не так ли?
— Мы не ограничимся одной Луной.
— А именно?
— Есть еще Марс: прозрачная атмосфера, новая обстановка, приятное чувство легкости. Там очень хорошо.
— А воздух есть на Марсе?
— Конечно.
— Вы, кажется, хотите отправиться туда как в санаторий. Кстати, какое расстояние до Марса?
— Двести миллионов миль, кажется, — ответил весело Кавор, — и пролетим близко от Солнца.
У меня опять разыгралась фантазия.
— Во всяком случае, — сказал я, — это очень интересно. Такое путешествие…
Передо мной открывались такие возможности. По всей солнечной системе курсируют суда из каворита, шары «люкс». Патент на изобретение, закрепленный на всех планетах. Я вспомнил старинную испанскую монополию на американское золото. Не на одной планете, а на всех сразу. Я пристально посмотрел на красное лицо Кавора, и воображение мое точно запрыгало и заплясало. Я встал и зашагал по комнате и дал волю своему языку:
— Я понимаю, я понимаю. — Переход от сомнения к энтузиазму совершился у меня необычайно быстро. — Это восхитительно! Грандиозно! Это похоже на сон!
Лед моего скептицизма был сломан. Фантазия Кавора не знала удержу. Он бегал по комнате, жестикулировал и говорил. Мы были точно одержимые.
— Мы все устроим, — сказал он в ответ на какое-то мое возражение, — все устроим. Сегодня вечером мы начнем чертежи литейных форм.
— Отлично, — согласился я, и мы поспешили в лабораторию, чтобы приняться за работу.
Я, как ребенок, витал в сказочном мире всю эту ночь. Утренняя заря застала нас обоих за работой при электрическом свете. Я помню эти чертежи. Я сводил и раскрашивал их, а Кавор чертил; чертежи были грязные, сделанные наспех, но очень точные. Мы сделали в эту ночь чертежи стальных частей и рам, план стеклянного шара был изготовлен в неделю. Мы прекратили наши послеобеденные беседы и вообще изменили весь распорядок жизни. Мы работали без отдыха, а спали и ели только тогда, когда уже валились с ног от голода или усталости. Наш энтузиазм заразил и наших троих помощников, хотя они и не знали, для какой цели предназначался шар. Даже Гиббс перестал отлучаться от работы и стал расторопным.
Шар понемногу рос. Прошел декабрь, январь. Я целый день разметал снег на дорожке от моего домика до лаборатории. Февраль, март. В конце марта мы надеялись кончить. В январе нам доставили на нескольких лошадях огромный ящик — шар из массивного стекла, который мы положили около подъемного крана, чтобы потом вставить его в стальную оболочку. Все части этой оболочки — она была не сферическая, а многогранная, со свертывающимися сегментами, — прибыли в феврале, и нижняя половина ее была уже склепана.
Каворит почти изготовили в марте, металлическая паста прошла уже через две стадии процесса, и мы наложили ее в виде пластыря на стальную броню. Мы почти ни в чем не отступали от плана Кавора. Когда шар был склепан, Кавор предложил снять крышу с временной лаборатории, где производилась работа, и построить новую печь. Таким образом, последняя стадия изготовления каворита, во время которой паста нагревается докрасна в струе гелия, должна была закончиться тогда, когда мы будем уже внутри шара.
Затем нам оставалось обсудить и решить, какую провизию взять с собой: прессованную пищу, консервированные эссенции, стальные цилиндры с кислородом, аппараты для удаления углекислоты из воздуха и для восстановления кислорода посредством перекиси содия, конденсаторы для воды и так далее. Помню, какую большую груду образовали в углу все эти жестянки, свертки, ящики, — вещественные доказательства нашего путешествия.
В это горячее время некогда было предаваться раздумью. Но однажды, когда сборы уже подходили к концу, я впал в скверное настроение. Все утро я складывал печь и, выбившись из сил, присел отдохнуть. Все показалось мне сумасбродным и невероятным.
— Подумайте, Кавор, — сказал я. — К чему все это?
Он улыбнулся.
— Теперь уже поздно.
— Луна, — размышлял я вслух, — что там интересного? Я полагаю, что Луна — мертвый мир.
Он пожал плечами.
— Что там интересного?
— А вот посмотрим.
— Вы думаете, что посмотрим? — усомнился я и задумался.
— Вы утомлены, — заметил Кавор, — вам надо прогуляться сегодня после обеда.
— Нет, — сказал я упрямо. — Я закончу кладку печи.
Действительно, я кончил, и ночью потом мучился от бессонницы.
Никогда еще у меня не было такой бессонницы. Было, правда, несколько скверных ночей перед моим банкротством, но даже самая худшая из них показалась бы сладкой дремой по сравнению с этой бесконечной головной болью. Я вдруг испугался нашей затеи.
До этой ночи я, кажется, ни разу и не подумал об опасностях нашего путешествия. Теперь они явились как полчище привидений, осаждавших некогда Прагу, и выстроились все передо мной. Необычайность нашего межпланетного путешествия подавляла меня. Я походил на человека, пробудившегося от сладких грез среди мрачной действительности. Я лежал с широко раскрытыми глазами, и наш шар казался мне таким хрупким, жалким, Кавор — фантастом, а предприятие его — безумным.
Я встал с кровати и начал ходить по комнате; затем сел у окна и стал смотреть в бесконечное пространство. Между звездами такая пустота, такой мрак! Я старался припомнить отрывочные сведения по астрономии из случайно прочитанных книг, но они не давали никакого представления о том неизвестном, что нас ожидает. Наконец, я лег в постель и уснул не надолго, или, вернее, промучился в кошмарах. Мне снилось, будто я стремглав падаю в бездну неба.
Я очень удивил Кавора за завтраком. Я объявил ему решительно:
— Я не намерен лететь с вами.
На все его убеждения я упорно отвечал:
— Затея ваша безрассудна, и я не желаю в ней участвовать. Затея ваша безумна.
Я не пошел с ним в лабораторию и, походив немного вокруг моего домика, взял шляпу и палку и отправился гулять. Утро было великолепное: теплый ветер и голубое небо, первая зелень весны, пение птиц.
Я позавтракал бифштексом и пивом в трактире около Эльгэма и удивил хозяина своим замечанием по поводу погоды:
— Человек, покидающий Землю в такую прекрасную погоду, безумец!
— То же самое сказал и я, как только услышал об этом, — подтвердил хозяин.
Очевидно, какой-то бедняга покончил самоубийством. Это еще более подкрепило мое решение.
После обеда я подремал на солнце, потом отправился дальше.
Недалеко от Кентербери я зашел в уютный ресторан. Посуда сверкала, и хозяйка, опрятная старушка, мне понравилась. У меня нашлись деньги, чтобы заплатить за номер, и я решил переночевать. Хозяйка была разговорчивая особа и, между прочим, сообщила мне, что она никогда не бывала в Лондоне.
— Дальше Кентербери я никуда не ездила, — сказала она. — Я не бродяга.
— А не хотели бы вы полететь на Луну? — спросил я.
— Нет, ни за что бы я не села в воздушный шар. Ни за что на свете, — быстро возразила она, полагая, очевидно, что это довольно обыкновенная прогулка.
После ужина я сел на скамейку у двери гостиницы и говорил с двумя рабочими о выделке кирпича, об автомобилях, об игре в крикет, А на небе новый месяц, голубой и далекий, как альпийская вершина, спускался к западу вслед за Солнцем.
На следующий день я вернулся к Кавору.
— Вот и я, — сказал я, — я был немного не в духе.
Это был единственный раз, когда я усомнился в нашем предприятии. Нервы! После этого я стал работать не так усердно и ежедневно гулял не менее часа. Наконец все было готово, оставалось только нагреть сплав в печи.
Глава 4 ВНУТРИ ШАРА
— Спускайтесь — сказал Кавор, когда я вскарабкался на край люка и заглянул в темную внутренность шара.
Мы были одни. Смеркалось. Солнце только что закатилось, и во всем чувствовалась тишина сумерек.
Я спустил другую ногу и соскользнул по гладкому стеклу внутрь шара. Затем повернулся, чтобы принять от Кавора жестянки с пищей и другие припасы. Внутри было жарко: термометр показывал восемьдесят градусов по Фаренгейту; при полете надо беречь тепло, и мы надели туфли и костюм из тонкой фланели. Впрочем, мы захватили узел толстой шерстяной одежды и одеяла — на случай холода. По указанию Кавора, я расставлял багаж, цилиндры с кислородом и прочее около своих ног и вскоре уложил все необходимое. Кавор обошел еще раз нашу лабораторию, чтобы посмотреть, не забыли ли мы чего-нибудь, потом влез вслед за мной.
Я заметил что-то у него в руке.
— Что это у вас? — спросил я.
— Взяли ли вы что-нибудь для чтения?
— Нет!
— Я забыл сказать вам. Наше путешествие может продлиться… может быть, не одну неделю.
— Но…
— Мы абсолютно ничем не будем заняты.
— Жаль, что я не знал об этом раньше.