Хозяин и сейчас сидел на своем резном старинном кресле в уголке у ведущей в задние комнаты двери – брюхастый пожилой верзила, негр классического облика, но по фамилии Хименес (потомок рабов, завезенных сюда испанцами), мужик оборотистый и зажиточный, особо не впутывавшийся в темные дела, но обросший разными связями. Мазур, мимолетно глянув на него, ухмыльнулся про себя – проныра Хименес и не подозревал, что советская разведка знает его делишки лучше, чем он сам, опять-таки благодаря консультациям с кубинцами...
Усевшись за столик, Мазур дружелюбно хлопнул по заду не успевшую увернуться мулаточку-официантку, попросил пива и, обретя желаемое, лениво принялся озирать зал. Добрую половину присутствующих он уже знал не только по лицам, но и по именам, как и они его. Девочки занимали боевые позиции у стойки – Мэри и Паолу не видно, кто-то, надо думать, их уже ангажировал, а вот Линда и Карла с Бекки – на рабочих местах. Пригожие были девочки и недорогие, что характерно, ничуть не похожие на угнетенных жизнью жертв буржуазного общества, с трудом оправлявшегося от последствий колониализма. А вот Мозговитого что-то не видно, хотя во исполнение недвусмысленного приказа ему давно бы следовало тут появиться и снять Линду. Может, с Мэри или с Паолой упорхнул? Выпихнув его из дома, Мазур дал совершенно четкие и недвусмысленные инструкции – в лепешку разбиться, но предпринять именно те действия, каких требует обстановка и взятая на себя роль.
«Ну, погоди ты у меня, сукин кот, – весело подумал Мазур. – Если просто шляешься где-то – по кочкам разнесу...»
Наталья, сидевшая через три столика от него, помахала рукой, и Мазур вежливо ответил, не в силах отвязаться от тех самых грешных мыслей – дневной наряд она сменила на ситцевое платье, хотя и простенькое, но сшитое на манер вечернего, с шикарным разрезом чуть ли не от пояса, аппетитным вырезом и чисто символическими бретельками. Нужно браво идти навстречу опасностям, подумал он мужественно. Проще говоря, позволить без особых ломаний затащить себя в постель, если у нее и в самом деле есть именно такое намерение. Окажись она чьей-нибудь подставой, ничего страшного – запечатлеют в пикантных позициях и начнут вдумчиво шантажировать. А заодно совершенно точно выяснится, что именно им известно о кладоискателе с хорватскими корнями, кем они его полагают и какого рожна хотят. А ежели она никакая не шпионка, тем лучше.
Тех, с кем она сидела, Мазур тоже уже прекрасно знал – помянутый лорд Шелтон и лягушатник Дюфре. Последний особого интереса не представлял: низенький, невидный мужичок лет пятидесяти с большим вислым носом и навеки застывшей на лице печалью мизантропии. Технический представитель какой-то орлеанской фирмочки, поставлявшей сюда то ли кондиционеры, то ли пылесосы, то ли все вместе. Судя по тому, что Дюфре обретался на жительстве в Старом городе, в не в центре, фирма была так себе, дохленькая, не блиставшая миллионными оборотами. Вообще-то под такими именно легендами частенько выступают разведчики – банальная, но надежная «крыша». Но с тем же успехом Дюфре мог оказаться тем, за кого себя и выдавал – мелким коммивояжером, хроническим неудачником. И потом... Даже если он шпион, то, безусловно – из мелких. В любой разведке хватает таких вот плотвичек, шпионящих по мелочам, подбирающих крохи, как шустрые мышки. В Центре, во всяком случае, на него ничего не имелось – что с равным успехом могло работать на обе версии.
Вот второй был гораздо интереснее – с чисто человеческой точки зрения, а не по меркам тайных войн. Поскольку, как достоверно известно, оказался не каким-то там скороспелым выскочкой, чьи предки получили титул в этом столетии. Ничего подобного, лорд был солидный, можно сказать, патентованный, восходивший родословной чуть ли не к крестоносцам. Как это водится у британцев, не просто лорд, а еще пятый герцог Такой, седьмой граф Сякой, и прочая, и прочая. Мало того, в противоположность многим своим сиятельным землякам, он ухитрился не разориться, наоборот, владел заводами, газетами, пароходами и чем-то там еще, толково преумножая состояние, и на туманном Альбионе у него, куда ни плюнь, имелись замки с поместьями.
Вот только его светлость, даром что родовитый аристократ и успешный предприниматель, был субъектом, как выразился тот же вице-адмирал, малость стукнутым в темечко. В жизни у него была одна, но пламенная страсть – поиски инопланетян, якобы посещавших нашу веселую планету. Вот уже лет двадцать месяца четыре в году лорд Шелтон проводил, болтаясь по всему миру с кучей чемоданов, набитых кинокамерами, всевозможными датчиками, инфракрасными биноклями и тому подобной машинерией. Объявлялся всюду, где неким очевидцам – порой абсолютно не заслуживавшим доверия – удавалось узреть в небесах летающее блюдце, а то и заметить разгуливавшего по полю маленького зеленого человечка. Нечто подобное привело его и сюда. Вице-адмирал заверил Мазура, что тут нет ни игры, ни «легенды» – лорд самый настоящий, и всерьез охотится по всему миру за инопланетными пришельцами.
Самое забавное, что его светлость нисколечко не походил на традиционный, штампованный образ родовитого британского аристократа, этакого сухопарого, высоченного субъекта с медальным профилем, цедящего слова в час по чайной ложке. Вовсе даже наоборот – это был пузатый коротышка, живой, как ртуть, круглолицый, с носиком пуговкой и абсолютно лысой головой, скудно обрамленной узенькой полоской седых волосиков. Одним словом, в глазах Мазура лорд даже больше походил на штампованный образ француза, чем Дюфре.
Мазура лорд забавлял, хотя порой и вызывал легкое раздражение – оттого, что очень давно занимался сущими пустяками, выбрасывая на ветер громадные деньжищи. «Раскулачить бы тебя, – подумал Мазур и сейчас в лучших традициях марксистско-ленинской идеологии. – Денежки отобрать, в поместьях устроить колхозы под жизнерадостными названиями типа „Красного йомена“ или „Социалистической Девонширщины“. Вот тогда бы я посмотрел, как ты покрутился, эксплуататор трудовой Альбионщины...»
Но мысли эти были, в общем, беззлобными – особенно если учесть, что за три последних вечера Мазур выиграл у лорда в покер не менее ста пятидесяти полновесных фунтов стерлингов. Лорд обожал покер, но играть толком не умел, так что порой даже неловко было – не дай Бог, подумает, что Мазур передергивает, хотя ничего такого и близко нет...
Прихватив свое пиво, Мазур направился было к ним, но задержался на полдороге – черный Хименес недвусмысленно поманил его небрежным движением широченной ладони. Мазур послушно подошел – и в здешних раскладах он стоял на социальной лестнице не в пример ниже, чем хозяин нескольких кабаков и полудюжины домов, между прочим, и того, где Мазур с компанией обитал.
– Джонни, – сказал негр вполголоса. – У меня к тебе совершенно приватный разговор...
– Я весь внимание, – сказал Мазур, поставив свою бутылку на угол стойки.
– Вот какие дела, Джонни... Ты заметил, что жизнь у нас тут тихая, неторопливая и, самое главное, мирная? И вообще на острове, и в нашем районе?
– Этим он мне нравится, – сказал Мазур. – И остров, и район.
– Вообще-то я против тебя ничего не имею, Джонни. Парень ты вроде ничего, и друзья у тебя неплохие. За дом заплатили сполна, в «Гавани» не скандалите, умеете жить с людьми... Но ты пойми, мне тут ни к чему лишнее беспокойство...
– Вы о чем, сеньор Хименес? – искренне удивился Мазур. – Мы вроде бы не давали повода...
– Дело не в тебе, Джонни, и не в твоих приятелях. Ты мальчик битый, сам знаешь: иногда самые благонамеренные люди притаскивают за собой старые секреты и старые долги... А кредиторы и те, кто имеет какие-то другие претензии, сплошь и рядом вовсе не озадачиваются сохранностью жизни и имущества третьих лиц... Скажем, не станут ждать, когда должник выйдет на улицу, чтобы палить в него там, где третьим лицам не будет никакого ущерба – начнут стрельбу прямо в кабаке, ничуть не стесняясь тем, что кабак-то принадлежит человеку, который вовсе не при делах...
– О чем вы? – повторил Мазур, нахмурясь.
– Тут тебя давеча спрашивали двое парней. Белые парни, что один, что другой, точно, нездешние, не с острова. Не скажу, чтобы они собирались с тобой встретиться, они просто расспрашивали о том, о сем. Ну, ты знаешь, как это бывает – и то им нужно знать, и это, пялятся исподлобья так, словно считают, что я им буду самым беспардонным образом врать. И оба при пушках, поверь моему опыту...
– Так-так, – сказал Мазур. – О чем они спрашивали?
– Говорю же – о том, о сем, обо всем сразу. Где живешь, что делаешь, когда тут бываешь, и все такое...
Вопросительно взглянув на старого проныру, Мазур помахал возле лба указательным пальцем – здесь этот жест обозначал, что речь идет о слугах закона и порядка.
– Вот уж ничего подобного, – сказал Хименес. – Я тоже не вчера родился, тихаря, откуда бы он ни был, срисую сразу. Да и не сказал бы я тебе ничего, Джонни, будь это полиция – я человек законопослушный, с полицией живу в добром согласии... А ты, прости, бродяга без роду и племени, сегодня здесь, а завтра неизвестно где. Вынюхивай про тебя полиция, я бы промолчал... Никакая это не полиция, Джонни, а совсем наоборот... Парни, во-первых, весьма неприятные, а во-вторых, сразу видно, что серьезные. Зря, что ли, я тебе талдычу, что всерьез озабочен сохранностью нажитого нелегким трудом имущества? Таким только дай случай, все вдребезги разнесут заодно с тобой, без малейшего почтения к священной собственности... Так что считай, я тебя предупредил. Дальше сам сделаешь выводы, не разжевывать же тебе? Не маленький, виды видывал, я так прикидываю...