Больше тысячи в час! Пойду
оденусь. – И он вышел, закрыв за собой дверь.
На часах было час семнадцать, и мой желудок убедительно подтверждал это. Я подождал минут десять и позвонил Вольфу. Он, естественно, посоветовал
мне пойти куда нибудь позавтракать, что я и собрался сделать. Но, повесив трубку, почему то остался сидеть на месте. Я был убежден, что, как
только я уйду, Ковен тут же соберется с духом, провернет всю эту затею, ничего не выяснит и придется начинать все сначала. Я попытался объяснить
это своему желудку и, невзирая на звуки протеста, настоял на своем – в конце концов, кто здесь был хозяин?! В час сорок две дверь открылась и в
комнату вошла миссис Ковен.
Я встал. Муж уже передал ей, что я задерживаюсь у них, так как встреча откладывается. Мне ничего не оставалось делать, как подтвердить это.
Тогда она предложила мне перекусить, и я согласился, что это была неплохая мысль.
– Может, вы спуститесь и поедите вместе с нами? Мы не готовим дома, так что только сандвичи, если это вас устроит.
– Мне бы не хотелось выглядеть невежливым, но вы едите в комнате с обезьяной?
– Нет, – ответила она вполне серьезно. – Это невозможно. Внизу, в мастерской. – Она взяла меня под руку: – Идемте.
И я последовал за ней.
Глава 2
Четверо остальных подозреваемых сидели в большой комнате на первом этаже вокруг деревянного стола, уставленного сандвичами. В комнате царил
полный кавардак: столы с флюоресцентными лампами, открытые полки, забитые бумагой, банки всевозможных размеров, стулья, расставленные в
беспорядке, еще полки с книгами и папками и тысяча других предметов. В довершение этого хаоса на полную мощность были включены два
радиоприемника.
Мы с Марсель Ковен присоединились к собравшимся, и я тут же воспрянул духом. На столе стояли корзинка с французскими булками и ржаными хлебцами,
бумажные тарелки с нарезанной ветчиной, копченой индейкой, осетриной, беконом, огромный кусок масла, горчица и другие специи, бутылки молока,
дымящийся кофейник и кувшин со свежей икрой. Увидев, как Пит Жордан намазывает икру на хрустящую хлебную корку, я понял, что он имел в виду,
когда говорил о своем неумении голодать.
– Ешьте! – прокричала Пат Лоуэлл мне в ухо.
– А почему бы не уменьшить звук или вообще не выключить их? – проорал я в ответ, одновременно доставая себе хлеб и бекон.
Она глотнула кофе из бумажного стаканчика и покачала головой:
– Один – Байрама, а другой – Пита! Они слушают разные программы во время работы! Громкость, естественно, возрастает!
В комнате стоял чертовский шум, но бекон был отличный. Впрочем, индейка и осетрина тоже были выше всяких похвал. Поскольку дуэт радиоприемников
исключал возможность какой либо беседы, я рассматривал сотрапезников. Наибольшее внимание привлекал Адриан Гетц, которого Ковен называл
Выскочкой. Он аккуратно отламывал кусок хлеба, клал на него кусок осетрины, водружал на нее ложку икры и отправлял все это в рот. Потом делал
три глотка кофе и начинал все сызнова. Он был поглощен едой, когда мы с миссис Ковен только входили, и продолжал этим заниматься, когда я уже
отвалился от стола.
В конце концов и он перестал есть. Отодвинув стул, он подошел к умывальнику, вымыл руки и вытер их носовым платком. Потом просеменил к одному
радиоприемнику и выключил его, после чего проделал то же самое с другим.
– Прошу прощения, – извиняющимся тоном произнес он. – Я только хотел задать один вопрос мистеру Гудвину, перед тем как пойти вздремнуть. Когда
вы открывали окно, вы отдавали себе отчет в том, что холодные сквозняки опасны для тропических обезьян?
Это было сказано очень мило, почти робко.