Гусев Владимир Просто анекдот
Гусев Владимир
Просто анекдот
Злополучный однодневный род, дети случая и нужды, зачем вынуждаете вы меня сказать вам то, чего полезнее было бы вам не слышать? Наилучшее для вас вполне недостижимо: не родиться, не быть вовсе, быть ничем. А второе по достоинству для вас - скоро умереть.
Силен, спутник Диониса
- Родион Гордеевич, у нас тут такое...
Старшая медсестра была явно взволнованна.
С одной стороны, ничего удивительного в этом не было. Галина Игнатьевна всегда выплескивала из себя эмоции ведрами: и когда на партийных собраниях выступала, и когда пыталась митинг в защиту демократии организовать. Правда, кто-то вовремя ей подскаал, что лучше не надо. Митинг в сумасшедшем доме - это прозвучало бы несколько двусмысленно. Не тот резонанс мог получиться, совсем не тот.
Ну, а сегодня у нее что за проблемы?
- Наш Ардалион Витольдович... Прямо во время оперативки...
Галина Игнатьевна выдержала эффектную паузу. Что-что, а держать паузу Вострикова умела. И умело этим своим умением пользовалась. И когда сама себя в депутаты городской думы выдвигала, и когда предыдущего Главного валила...
- Так что произошло? - не выдержал Коробов. Старшая медсестра ворвалась к нему в кабинет тотчас после того, как он снял куртку и надел халат. Даже причесаться не успел.
- Сегодня утром Ардалион Витольдович сошел с ума! - сообщила Галина Игнатьевна, четко выговаривая каждое слово.
- Ардалион... Витольдович?
Коробов вскочил с расшатанного стула, пригладил зачем-то ладонью жидкие волосы.
Черт бы ее побрал... Дешевая театральщина - а попался. Ардалион - с ума сковырнулся? Не может быть. Уж он-то...
- А что вы удивляетесь? - усмехнулась Вострикова. - Все мы немного сумасшедшие. Профзаболевание. Хотя от Бурлацкого такого... Крепкий был мужик. Бурлак.
Коробов, перестав приглаживать волосы, бросил на медсестру короткий внимательный взгляд.
Иронизирует? Свалить Бурлацкого Востриковой не удалось. Да и смысла уже не было: подули другие ветры, открылись новые горизонты. Муж Востриковой, работавший завотделением здесь же, в пятой больнице, ухитрился стать депутатом, и освобождать для него место уже не было нужды. Так что это, пожалуй, не ирония, а невольное уважение. Пару попыток она все-таки делала - и каждый раз бесславно отступала.
- Где он?
- У Ющенко, в "люксе".
- Идемте к нему.
Они вышли из кабинета зама в унылый больничный коридор, повернули направо: отделение Ющенко занимало два этажа в новом корпусе, пристроенном к основному, еще дореволюционной постройки, лет пять назад.
- Буйствовал?
- Головой в стену бился. Пришлось "распашонку" на него надеть.
- Диагноз?
- Ну, это вы сейчас сами определите.
Став замглавврача, Коробов перестал практиковать, с головой погрузился в хозяйственные заботы. Но квалификацию не потерял. Нет, не потерял. "Нашего" пациента определял сразу и безошибочно. Так что напрасно Галина Игнатьевна пытается его уязвить.
В переходе, соединявшем старый и новый корпуса на уровне второго этажа, им встретились трое высоких длинноволосых парней в распущенных "распашонках". Их сопровождал Бахтияр Ахмедович, старейший санитар больницы. Проходя мимо Коробова, он усмехнулся, сложил большой и указательный пальцы правой руки ноликом - все в порядке, дескать - и вразвалочку зашагал дальше. Больше всего он был похож на медведя, которого хохмы ради облачили в явно тесный ему белый халат.
- Кто это? - не понял Коробов.
- А вы что, не знаете? - изумилась Вострикова. - Рокгруппа "Отбойный молоток". Снимают в "танке" видеоклип. Ардалион Витольдович вам разве не говорил?
"Танком" в больнице прозывалась довольно большая комната для особо буйных, в которой не было абсолютно никакой мебели. Стены, пол и потолок "танка" были обклеены толстым-толстым слоем пеноплена.
- Не успел, значит. За валюту, что ли?
- Ну да. Денег на лекарства, сами знаете, почти не выделяют. Только за счет родственников больных и выкручиваемся. Но не у всех они богатенькие Буратины.
Они подошли к "люксу" - одной из лучших отдельных палат больницы. Только вряд ли Бурлацкий осознает, какой чести удостоился.
Ардалион Витольдович сидел на кровати. Его босые ноги стояли на красивом серебристо-сером паласе. Взгляд, как всегда после аминазина, мутно-сосредоточенно-отстраненный. Коробов называл его - коллапсирующий.
- Ардалион Витольдович, как вы себя чувствуете?
Главврач медленно повернул голову в сторону вошедших, наклонил ее, словно прислушиваясь. И было совершенно очевидно, не к словам Родиона Гордеевича он прислушивается, но к чему-то еле слышному, но неизмеримо более важному в себе самом.
- Анекдот! Нет, ты подумай только: просто анекдот! - сказал он вдруг низким, как у генерала Лебедя, голосом. Лицо Бурлацкого исказила болезненная гримаса.
- Не нужно, Родион Гордеевич! - шепнула старшая медсестра.
- Я сам знаю, что нужно, а что нет, - вспылил вдруг Коробов.
Ну вот, ни с того, ни с сего... Ничего, пусть знает свое место. А то все завотделениями на цыпчках уже перед нею ходят.
- Ну конечно, лучше! - подозрительно охотно согласилась Вострикова.
Они вышли из палаты.
- Бурлацкий сегодня оперативку почему-то на час раньше созвал, продолжила рассказ о происшествии Галина Игнатьевна, хотя Коробов и не просил ее об этом. - А когда все собрались, вдруг сказал эти же самые слова, про анекдот. И начал биться головой в стену. Все было так неожиданно... Даже мы, профессионалы, не сразу поняли, в чем дело. Я подумала вначале, он нас просто разыгрывает. И не только я. Ющенко тоже, даже улыбаться начал!
В голосе Востриковой явственно звучали нотки восторга. Неудивительно. Об их вражде с Бурлацким - как, впрочем, и с его предшественником - знала вся больница. Но радоваться чужому горю... Видно, старшая и сама расслышала эти нотки и даже поняла их неуместность, поэтому и замолчала так резко. Как, однако, весомо у нее прозвучало: "Мы, профессионалы!.." Куда конь с копытом -туда и рак с клешней.
- Ну, не буду вас отвлекать, Родион Гордеевич! - круто переменила разговор Галина Игнатьевна. - Вам ведь теперь не только свою работу придется делать, но и Главного замещать!
В голосе Востриковой послышались уважительные нотки. Голосом она владела мастерски: уважения было как раз в меру, без подобострастия.
- Придется, - равнодушно согласился Коробов.
С тех пор, как Родион Гордеевич отказался подписать злополучное заключение, его уделом было именно это: замещать. Тот, кто вынуждал Коробова подписать фальшивое заключение, по-прежнему был при власти. И даже приумножил ее. Тот, кто побывал-таки в психушке, теперь тоже был наверху. Он прекрасно знает имена своих гонителей, но делает вид, что благородно все забыл. Видно, власть примиряет. А Родион Гордеевич с тех пор - зам. Вечный Зам. Обидно?
Теперь уже нет. Привык.
* * *
Автобус, как обычно, был переполнен. Но Родион Гордеевич успел занять свое любимую позицию почти в середине салона. Здесь толкали меньше всего, и можно было, крепко ухватившись за поручень, закрыть глаза и ни о чем не думать. Точнее, почти ни о чем. Свободное, не понукаемое необходимостью что-то решать течение мысли - лучший отдых для головы. А если не отпускать время от времени мысли попастись на пастбищах свободных ассоциаций и лугах ленивых созерцаний, вполне можно оказаться вдруг по другую сторону барьера, как это случилось с Бурлацким. Особенно после такого дня, как сегодня.
Столько вызовов спецбригады, кажется, никогда еще не было. Рекорд для книги Гиннеса. А началось все - с Ардалиона Витольдовича. Жалко, хороший был мужик. С диагнозом, кстати, все не так просто оказалось. Даже Бектаев, уж на что опытный врач, и тот колеблется. С одной стороны, похоже на шубообразную шизофрению. С другой, она возникает обычно лет в 13-16, в пубертатном возрасте. А Бурлацкому, между прочим, уже за пятьдесят. С третьей стороны, некоторые признаки указывают на психоз, с которого начинается иногда церебральный атеросклероз. Вот и разберись тут...
Двое молодых людей, стоявших за спиной Коробова, так громко разговаривали, что он невольно оглянулся.
Его кратковременные соседи были молоды, модно одеты и веселы. Сразу видно - нувориши. Из тех, кто успел попасть в струю. Они, конечно, приписывали успех собственным достоинствам и изо всех сил надували щеки, и друг перед другом, и перед окружающими. Но простоватость нет-нет да и проступала на ухоженных самодовольных лицах. Одно из них было восхитительно рыжим. Даже веснушки, усевающие его от уха до уха и от волос до шеи, были не просто рыжи, а - огненно, пылающе рыжи.
-...Три дня как вернулся, - говорил второй из нуворишей, одетый в тончайшей выделки кожаный плащ. - И рассказали мне там любопытный анекдотец. На английском он вообще великолепно звучит, но на русском тоже неплох. Китаец, араб, индус, русский и еврей попали на необитаемый остров. Без баб. Вот еврей и говорит...