Михаил со стоном пошевелился на полу, ползком добрался до дивана и рухнул на него, закрыв глаза и потирая челюсть.
— Черт знает что! — проворчал Пауцкий, глядя, как на многострадальной обивке появляются новые грязные разводы.
Первым делом Старыгин решил наведаться в магазин-склад на набережной Обводного канала.
Здесь, в огромном помещении бывших провиантских складов, предприимчивый бизнесмен разместил самый настоящий мебельный Клондайк. Платяные шкафы и шифоньеры, бюро и кровати, письменные и обеденные столы, буфеты и диваны стояли тут в полном беспорядке, и немногочисленные посетители протискивались между ними, отыскивая проход среди мебельных джунглей, как в тропическом лесу или в рукотворном лабиринте.
Старыгин смело углубился в это мебельное море, но очень скоро понял, что найти нужную доску вряд ли удастся, а выйти отсюда самостоятельно он наверняка не сумеет. Во всяком случае, он пожалел, что не запасся компасом и сухим пайком, как перед многокилометровым походом.
Его обступали со всех сторон изящные горки в стиле рококо и ореховые платяные шкафы, застекленные шкафчики красного дерева эпохи Александра Первого Благословенного и тяжелые, мрачные книжные шкафы времен Александра Третьего Миротворца, замысловатые палисандровые трюмо с высокими зеркалами, шифоньеры в стиле неоренессанс и ампирные бюро с чеканными бронзовыми накладками. Красное дерево и карельская береза, черное дерево и орех. Круглые ножки, продолговатые ножки, ножки с когтистыми звериными лапами, подлокотники с львиными мордами, ножки-кабриолет…
Дмитрий Алексеевич свернул в боковой коридор — и в глазах у него зарябило. Серебристый клен и розовое дерево, бронзовая отделка и перламутр, маркетри и инкрустации… резные кресла эпохи Павла Первого и массивные столы времен Елизаветы Петровны…
Старыгин снова свернул, прибавил шагу — и вдруг увидел знакомый ореховый шифоньер. Он готов был поклясться, что этот предмет меблировки уже попадался ему сегодня.
Дмитрий Алексеевич порылся в карманах, достал синюю пластмассовую расческу и положил ее на крышку шифоньера. Затем он снова углубился в мебельный лабиринт.
Сплошная Китайская стена платяных шкафов, лес вешалок для одежды и стоек для зонтов, ломберный столик Екатерининской эпохи и черный резной стул времен Петра Великого…
Еще один поворот — и снова перед Старыгиным возник ореховый шифоньер. На его крышке лежала синяя расческа, значит, ошибки быть не могло — шифоньер тот же самый.
Старыгин понял, что заблудился. Он остановился и перевел дыхание. Так, и что же теперь делать?
В лесу направление можно узнать по солнцу, а если солнца не видно — есть другие приметы. Скажем, на северной стороне деревьев гуще растет мох, а на южной — длиннее ветки… но вряд ли эти приметы подходят для мебельного магазина: на шифоньерах и комодах, к сожалению, нет ни веток, ни мха.
Вдруг откуда-то сбоку до Старыгина донесся негромкий свист.
Кто-то, сильно фальшивя, насвистывал романс композитора Алябьева «Соловей».
Дмитрий Алексеевич пошел на свист, свернул в боковой коридор и увидел невысокого пожилого человека в серой невзрачной курточке, который, склонившись над инкрустированным комодом красного дерева в стиле английского мастера Роберта Адама, внимательно ощупывал его руками, как опытный врач ощупывает больного.
— Простите… — обратился Старыгин к незнакомцу. — Мне очень неудобно, но я заблудился. Не подскажете ли, как отсюда выбраться? А то я уже хожу по кругу…
— Да? — Пожилой человек взглянул на него как на досадную помеху и предостерегающе поднял палец. — Одну минутку…
Он перестал свистеть, словно бы к чему-то внимательно прислушиваясь, провел рукой по боковой стенке комода, и вдруг в этой стенке открылась незаметная дверца. Невзрачный дядечка запустил в открывшееся углубление руку и извлек оттуда прядь золотистых волос, перевязанную розовой ленточкой.
— Ну вот, как всегда! — произнес он с печальным вздохом и повернулся к Старыгину: — Вы что-то спрашивали?
— Да, я хотел узнать, как отсюда выйти. И… что вы делали с этим фальшивым Адамом?
— А, так вы разбираетесь в мебели? — Незнакомец взглянул на Старыгина с уважением и протянул ему руку. — Сверчков Василий Васильевич. А насчет того, как отсюда выбраться, — я сейчас как раз собираюсь выходить, так что покажу вам дорогу. — Сверчков уверенно углубился в мебельный лабиринт, продолжая говорить: — Я сюда хожу чуть ли не каждый день. Буквально как на работу. Понимаете, во многих предметах старинной мебели есть тайники, и если знать, как они открываются, можно найти много интересного. Иногда попадаются старинные монеты, мелкие статуэтки, безделушки, но чаще всего — письма, засушенные цветы или локоны… Вот и в этом комоде, возле которого вы меня застали, — сразу было видно, что в нем есть тайник. Но, как видите, я не нашел ничего достойного внимания… обычный локон… впрочем, я на пенсии, свободного времени у меня достаточно, и я провожу его в таких поисках, надеясь рано или поздно найти что-то по-настоящему ценное!
— Интересно! — Старыгин оживился. — А как же вы их находите, эти тайники?
— Опыт, батенька, опыт! — Сверчков напыжился, как сытый кот. — Я смотрю на вещь и вижу, что она от меня что-то прячет. Чувствую это по выражению ее лица, если можно так выразиться. Ну, допустим, немного выступающая деталь или несимметричный узор инкрустации… но больше, батенька, интуиция! Вот, смотрите! — Он остановился перед ореховым ломберным столиком и прищурил левый глаз. — Видите, здесь, на этом углу, вырезан узор в виде кедровой шишки?
— Допустим, — неуверенно согласился Старыгин, приглядываясь к резному декору.
— Ага, а с других сторон мы видим шишки пинии!
Дмитрий Алексеевич оглядел стол со всех сторон, но не заметил существенной разницы между узорами.
— Это не случайно! — Сверчков наклонился над столом, чуть ли не принюхиваясь к нему, и нажал пальцем на изображение кедровой шишки.
Щелкнула невидимая пружинка, и боковинка стола отскочила в сторону.
— Вот видите! — радостно воскликнул Василий Васильевич. — Я был прав!
Он пошуровал рукой в тайнике и вытащил оттуда стопку каких-то цветных картинок. Лицо его разочарованно вытянулось:
— К сожалению, батенька, прежний владелец прятал здесь не ценности и не исторические реликвии, а так называемые «парижские карточки» — порнографию позапрошлого века… что ж, оставим все как было, пусть еще какой-то искатель сокровищ наткнется на этот тайник.
Он положил карточки на место, закрыл тайник и двинулся дальше, продолжая свою лекцию:
— Конечно, вас могут ввести в заблуждение «женатые» предметы…
— Какие? — удивленно переспросил Старыгин.
— «Женатые»! — повторил Василий Васильевич. — «Женатой» антиквары называют мебель, собранную из частей разных предметов. Например, к туалетному столику приделывают чужое зеркало. «Женатая» мебель среди специалистов не ценится, потому что в ней нет настоящей цельности, завершенности стиля… если же, наоборот, разобрать предмет мебели на несколько частей и продавать их по отдельности, скажем, отдельно комод и отдельно ящики, — такая мебель называется «разведенной». Она тоже не ценится…
Перед ними снова замелькали мебельные завалы. Вплотную притиснутые друг к другу буфеты, ряды комодов и бюро, стены из напольных часов в резных ореховых корпусах, декоративные ширмы, расписанные китайскими сюжетами, каминные экраны, секретеры…
— Тсс! — Василий Васильевич внезапно остановился, схватив Старыгина за руку. — Опять она тут!
Впереди, в нескольких шагах от них, стояла высокая женщина средних лет, ярко, но безвкусно одетая. В руке у нее был перочинный нож, которым она злобно кромсала стенку орехового шкафчика.
— Я вас, кажется, предупреждал! — громко выкрикнул Сверчков и, подскочив к женщине, схватил ее за руку. — Я вас предупреждал, что, если еще раз встречу здесь, сдам в милицию!
— Отпусти! — завизжала женщина, пытаясь вырвать руку. — Отпусти, крыса антикварная! Не боюсь я твоей милиции! Они меня не тронут, я ведь ничего не украла…
— Тогда сдам хозяину, он тебя точно не отпустит!
Женщина вдруг горько зарыдала.
— В чем дело? — спросил Старыгин, подходя к ним. — Зачем вы это делаете? Неужели вам не жаль портить такие красивые вещи?
— Жаль?! — взвизгнула женщина, и глаза ее мгновенно высохли. — Да я их ненавижу! Глаза бы мои на них не глядели!
Старыгин опешил.
Женщина вытерла злые слезы и заговорила:
— У меня был старинный туалетный столик с зеркалом. Он принадлежал еще моей прабабке. За ним я причесывалась, приводила себя в порядок… пока не заметила, что зеркало высасывает из меня красоту и молодость!