— Ослабить? — переспросил я. — Если это правда, открылись бы широчайшие коммерческие горизонты. Только представьте, Холмс! Если, допустим, уменьшить вес грузов для перевозки…
— К черту коммерцию и грузоперевозки! — воскликнул Уэллс. — Доктор Ватсон, Ральф Бримиком заявил, что нашел способ полностью нейтрализовать силу тяжести. Без гравитации можно летать! Он утверждал, что собрал маленькую капсулу и один, без свидетелей, летал на Луну. Даже показывал мне раны, по его словам, от истощения и воздействия космических лучей и ожоги от лунного вакуума. В доказательство своего полета Ральф дал мне пузырек якобы с лунной пылью. Он у меня с собой. — Уэллс хлопнул по карману.
— И вы верите его утверждениям? — Холмс изумленно поднял брови.
Уэллс замялся:
— Хотел бы, но до конца поверить не могу. Ральф любил приукрасить свои успехи, жаждал признания и славы. Впрочем, я забегаю вперед. Полностью поглощенный гравитационными идеями, несмотря на блестящие способности, он едва сдал экзамены в «Нормальной школе наук». Стоит ли удивляться, что его не хотели брать ни в одно приличное заведение и ни один журнал не соглашался публиковать его обновленные теории и результаты экспериментов, которые он якобы проводил. — Уэллс вздохнул. — Сильнее всего Ральфа подкосила смерть отца: тот умер через несколько месяцев после того, как сын окончил колледж. Мистер Бримиком сколотил состояние во время Бурской войны, выйдя в отставку, поселился в Чиппингеме, но вскоре умер от возвратной малярии. Все свое состояние — юридические тонкости я опускаю — он оставил двум сыновьям, старшему Ральфу и младшему Таркину. Неожиданное наследство сделало Ральфа богачом. В признании коллег он больше не нуждался и мог идти своей дорогой, куда бы она его ни привела. Ральф вернулся в Уилтшир, полностью посвятил себя исследованиям и опубликовал результаты экспериментов, которые заинтересовали только любителей фантастики вроде меня, но были категорически отвергнуты другими учеными.
— А о Таркине что скажете? — спросил Холмс.
— Таркина я знаю плохо, и он мне не симпатичен, — ответил Уэллс. — На Ральфа совершенно не похож: надменный, самовлюбленный и не очень умный, хотя какое-то образование получил и представлял, чем занимается старший брат. Свою часть наследства Таркин растратил — пытался продолжить отцовский бизнес в Южной Африке, но прогорел и вернулся домой, преследуемый кредиторами. В конце концов Ральф сделал его чем-то вроде своего главного помощника — Таркин закупал аппаратуру для экспериментов, готовил приборы и так далее. Но горе-брат не справился даже с этим, и Ральфу пришлось понизить его в должности до помощника инженера — флегматичного уилтширца по фамилии Брайсон.
— Судя по фотографии, ланч проходил внутри установки Ральфа.
— Совершенно верно, — улыбнулся Уэллс. — Он обожал такие спектакли! Я объясню назначение установки, она очень важна для расследования. Я уже говорил о попытках Ральфа, с его слов, частично успешных, нейтрализовать тяготение. Но все получалось только с небольшими телами. Чтобы расширить горизонты — строить вместительные корабли, которые пронесут отряды землян через космос, — Ральф изучал более тонкие аспекты гравитации, а именно эквивалентность инерционной и гравитационной массы. Видите ли…
Я поднял руки:
— Мистер Уэллс, не знаю, как Холмс, а я уже запутался. О гравитации мне известно лишь то, что она медленно подчиняет себе поясницы и бедра моих пациентов.
— Проведу аналогию. Мистер Холмс, не одолжите пару монет? Соверен и фартинг подойдут. Спасибо! — Уэллс зажал монеты в руках. — Смотрите, Ватсон, соверен значительно тяжелее фартинга.
— Да, конечно.
— Если я одновременно выпущу монеты, они упадут на пол.
— Разумеется.
— И какая приземлится первой — соверен или фартинг?
Холмса вопрос явно забавлял, а я чувствовал досаду, которая порой меня одолевает, если я теряю нить витиеватых рассуждений. Однако эта задачка казалась простой.
— Соверен, несмотря на сопротивление воздуха, — ответил я. — Потому что он тяжелее.
Уэллс выпустил монеты: они полетели параллельно друг другу и упали одновременно.
— Я не знаток гравитационной механики, но опыты Галилея помню, — пожурил меня Холмс.
Уэллс поднял монеты.
— Дело в нескольких законах Ньютона. Под действием силы тяжести тела падают с одинаковой скоростью, независимо от массы. Ватсон, представьте себе: вы едете в лифте, но трос обрывается, и вы падаете вместе с лифтом. Возникнет ощущение, что ваше тело оторвалось от пола кабины и летает.
— Недолго, — уточнил я, — пока не упадет на дно шахты.
— Правильно! Это свойство и хотел изучить Ральф. На фотографии вы видели мастерскую и нас за ланчем. Там при помощи устройства с проводами, конусами и катушками Ральф создал пространство, подобное космосу, в котором — он продемонстрировал нам это с помощью различных трюков — тяжелые предметы падали быстрее легких благодаря корректировке поля тяготения электроэнергией. Ральф называл это устройство инерционным регулятором. На первый взгляд простой фокус — с запуском капсулы на Луну не сравнишь! — но, если вдуматься, изобретение чудесное. Конечно, если все правда…
— В чем вы сомневаетесь, — отметил Холмс. — Иначе не говорили бы о фокусах и трюках.
— Не думаю, что старина Ральф лгал намеренно. Но оптимизм и преданность своим теориям порой мешали ему мыслить критически. Тем не менее признание изобретений, особенно инерционного регулятора, было очень важно для его жизни и морального состояния.
— Настолько, что стремление добиться этого признания привело к смерти?
— В самом деле, — кивнул Уэллс. — Ведь именно в той мастерской, внутри инерционного регулятора, Ральф Бримиком умер или был убит.
В Чиппингем мы попали в четвертом часу и на экипаже подъехали к дому Бримикомов — добротному строению эпохи Регентства, сейчас несколько запущенному.
Холмс выбрался из экипажа и принюхался. Он подошел к краю гравийной дорожки и осмотрел лужайку, где я заметил маленькие бурые круги, один из которых Холмс ковырнул носком туфли.
Навстречу нам вышел молодой человек — высокий, белокурый, с блеклыми серыми глазами. Уэллса он приветствовал довольно панибратски: «Берти Уэллс пожаловал!» — и представился нам Таркином Бримикомом. Затем проводил в дом и познакомил с другими домочадцами. Вдова Ральфа, Джейн, была высокой и стройной, с припухшими, будто от постоянного плача, глазами и куда моложе, чем я ожидал. Джека Брайсона — широкоплечего, лысого инженера — наш приезд явно озадачил и выбил из колеи.
Холмс улыбнулся вдове с неожиданной теплотой, которую обычно выказывал только близким. Эта улыбка согрела и мое сердце: я искренне сочувствовал молодой женщине, потерявшей супруга.
— Мадам, примите мои искренние соболезнования, — сказал Холмс.
— Спасибо.
— Как ваша собака? Еще больна? У вас ведь лабрадор?
— По-моему, она выздоравливает. Как вы догадались? — недоуменно спросила миссис Бримиком.
Холмс кивнул в сторону лужайки.
— Пятна на траве указывают на собаку, точнее на суку: известно, что суки опорожняют мочевой пузырь в одном месте, изливая из себя достаточно, чтобы повредить траву, а кобели — многократно и малыми порциями, чтобы пометить территорию. У меня есть черновой вариант монографии об экскреторных особенностях животных в условиях города. Что касается породы, золотистые волоски на подоле вашей юбки, миссис Бримиком, говорят и о породе собаки, и о том, что вы ее любите.
— Ой, а про болезнь как узнали?
— Разве здоровая собака не выскочила бы облаять нас, трех шумных чужаков? — грустно улыбнулся Холмс.
Уэллс восторженно хмыкнул.
Джейн Бримиком неопределенно махнула рукой.
— Ветеринары в недоумении от ее болезни. Шеба с трудом стоит на ногах, кости стали хрупкими и ломкими. Видите ли, она участвовала в экспериментах Ральфа, поэтому…
— Я знаю, — коротко сказал Холмс.
— Знаете? Но откуда?
Холмс молча отвел меня в сторону.
— Ватсон, не сочтите за труд взять образец экскрементов бедного животного и проведите анализ.
— Что искать?
— Мой дорогой Ватсон, если я скажу, результаты могут быть необъективными.
— Как его провести? Холмс, я не ветеринар и точно не химик, а мы с вами далеко от города.
— Уверен, вы что-нибудь придумаете! — проговорил Холмс и слово за слово подвел миссис Бримиком к рассказу о кончине ее супруга.
— Все случилось ранним утром. Я была на кухне. Туда же пришел мистер Брайсон, успевший час поработать в мастерской. — Миссис Бримиком старалась не смотреть на инженера, и она явно не привыкла называть его мистером. — Мы часто завтракаем вместе, хотя мистер Брайсон вечно занят и торопится. На завтрак он ест одно яйцо и тост.