— Все равно много непонятного, — начал Уэллс, у которого рот был набит хлебом. — Что это — убийство или страшный, неправильно истолкованный несчастный случай?
— Думаю, несчастный случай исключается, — ответил Холмс. — Два рассказа о трагедии не просто не похожи, а противоречат друг другу. Значит, что-то не так.
— Кто-то один, предположительно убийца, лжет, — продолжал Уэллс. — Какому рассказу верить? Давайте проанализируем. Критические секунды перерезания троса оба описывают почти одинаково: Брайсон дал указания Таркину, который в итоге перерезал несущий трос. Разница в том, что, по словам инженера, он четко и ясно велел Таркину перерезать воздушный шланг, а тот заявляет, что ему не менее четко и ясно велели перерезать трос, оказавшийся несущим. Ситуация напоминает задачу по геометрии: две версии симметричны, как зеркальные отражения, но одна истинная, а другая ложная. Какую выбрать? И как насчет мотива? Неужели зависть — а Таркин явно завидовал Ральфу — толкнула брата на убийство? В материальном плане он ничего не выиграл. А инженер? На интрижку с Джейн Бримиком его толкнула мягкость характера. Разве это качество совместимо с хладнокровным планированием убийства? Опять симметрия. У обоих был мотив!
Уэллс, по обыкновению, трещал без умолку, а Холмс спокойно посасывал трубку.
— Иногда сосредоточиться на основных фактах дела куда полезнее, чем рассуждать о моральных качествах подозреваемых, — наконец изрек он.
— Уверен, обстоятельства гибели Ральфа связаны с принципом действия инерционного регулятора, но как, не понимаю, — вставил я.
— Прекрасно, Ватсон, — одобрительно кивнул Холмс.
— Но мы даже не знаем, действовал ли когда-нибудь регулятор, — заметил Уэллс, — или это пустое хвастовство Ральфа, очередной плод его фантазии, вроде полета на Луну. Пузырек лунной пыли у меня с собой…
— Вы же присутствовали на том ланче, — напомнил Холмс.
— Верно, присутствовал, а Ральф демонстрировал, как работает регулятор. Например, бросал горсть гравия, и мы видели, что, вопреки знаменитому эксперименту Галилея, крупные камешки быстрее падают в объятия земли. Хотя ничего такого, что не по силам опытному фокуснику, он не показал.
— А как насчет мышей?
Уэллс нахмурился.
— Мистер Уэллс, выглядят они странновато, — сказал я.
— Можно представить, какой эффект искаженная гравитация оказала на поколения насекомых и животных, — проговорил Холмс. — Например, маленькой мыши, чтобы удержать сократившийся вес, понадобились бы легчайшие конечности.
Уэллс понял, куда клонит мой друг.
— Согласно принципам дарвинизма, эволюция видов, разумеется, пошла бы в другом направлении! Следующие поколения получили бы тонкие удлиненные конечности. Насекомые — помните муравья, Ватсон? — стали бы крупнее, и их сильнее притягивало бы к земле. Лошади, чтобы удержать свой вес, потребовались бы слоновьи ноги.
— Верно, — проговорил Холмс. — Только сомневаюсь, что у Ральфа были время и возможность наблюдать более чем за двумя поколениям высших животных. Оставалось лишь использовать для опытов бедного лабрадора жены. Когда Ватсон вскроет конверт, который лежит у него в кармане, он убедится, что, согласно результатам анализов, в моче собаки обнаружен повышенный уровень кальция.
Встревоженный его словами, я распечатал конверт и не удивился — мне ли не знать Холмса! — обнаружив, что результаты именно такие, как он сказал.
— Кальций из костей собаки, — проговорил Холмс. — Ральф держал Шебу в камере, где ее вес уменьшался. Без обычной нагрузки кости и мускулатура постепенно слабели и кальций выводился из организма с мочой. Подобное явление наблюдается у больных, прикованных к постели. Признаки этого синдрома я увидел на обесцвеченных участках лужайки.
— Значит, способ убийства напрямую связан с успехами Ральфа Бримикома в изменении гравитации, — проговорил Уэллс.
— Да, определенно, — кивнул Холмс, — а еще с мотивом преступления и возможностью его совершить.
— Так вы его раскрыли? — восторженно крикнул Уэллс. — Это просто гениально!
— Отложим Бримикомов на завтра, — предложил Холмс, — а сегодня давайте насладимся пивом и компанией друг друга. Уэллс, вашу «Машину времени» я уже оценил по достоинству.
— Благодарю! — Молодой писатель был явно польщен.
— Особенно мне понравилось, как вы изобразили упадок нашей глупой цивилизации. Хотя, на мой взгляд, не все продумано. Когда начнется крах, это наверняка будет гораздо масштабнее и драматичнее.
— В самом деле? Тогда, мистер Холмс, у меня к вам вопрос. Допустим, я переправил бы вас в будущее, такое же далекое, как эра динозавров, — скажем, миллионов на десять лет вперед. С чего бы вы начали изучать историю цивилизации?
Мой друг уселся поудобнее и набил трубку.
— Отличный вопрос. Для начала нужно вспомнить, что все, созданное человеком, со временем превращается в простые вещества. Например, египетские пирамиды намного моложе геологических эпох, которые вы упомянули. Ни бетон, ни сталь, ни стекло миллиона лет не протянут.
— Останки цивилизации могли сохраниться в вулканическом пепле, скажем, в Помпеях и Геркулануме. Вдруг среди этих останков попадутся артефакты вроде драгоценностей или медицинских инструментов? Геологи будущего наверняка обнаружат пласты пепла, свинца и цинка, обозначающие присутствие нашей славной цивилизации.
Холмс не согласился.
Табачный дым и пары спиртного становились все гуще, беседа Герберта Джорджа Уэллса и Шерлока Холмса продолжалась до тех пор, пока моя бедная голова не закружилась от их мудреных теорий.
На следующее утро мы снова отправились к Бримикомам. Холмс попросил позвать Таркина.
Тот вошел в гостиную и сел поудобнее, закинув ногу на ногу.
Холмс по-прежнему смотрел на него с непринужденностью.
— Это дело напоминает трюизм, который постоянно вылетает у меня из головы: люди плохо понимают окружающий мир. Вы, Ватсон, наглядно его продемонстрировали, не угадав скорость падения соверена и фартинга, хотя наблюдаете подобные явления по сто раз на дню. Однако, чтобы впервые провести простой и убедительный эксперимент, нужен гений. Вы, мистер Бримиком, таковым не являетесь, Брайсон и подавно. Хотя вы изучали работы брата, теорией владеете лучше и свойства предметов внутри инерционного регулятора представляете яснее, чем бедный инженер.
Таркин не сводил глаз с Холмса, его руки подрагивали.
Мой друг переплел пальцы на затылке.
— Высота не превышала десяти футов. Упав с нее, выжил бы даже Ватсон. Вероятно, получил бы синяки и переломы. Ральфа убило не падение. Таркин, какова была масса капсулы?
— Тонн десять.
— Раз в сто больше массы Ральфа. Значит, в особых условиях инерционного регулятора она полетела к полу в сто раз быстрее вашего брата.
Тут я внезапно представил, как все произошло. В отличие от безобидной кабины лифта в примере Уэллса, капсула полетела к полу, увлекая за собой Ральфа. Моя услужливая фантазия не поскупилась на подробности: металлический потолок капсулы врезался Ральфу в лицо, секундой позже на накренившийся потолок упало его тело, и Бримиком лопнул, как воздушный шар…
Таркин спрятал лицо в ладонях.
— Та сцена постоянно у меня перед глазами. Зачем вы все это говорите?
Холмс повернулся к Уэллсу:
— Проверим вашу наблюдательность, мистер Уэллс. Назовите самый поразительный факт в этом деле.
Молодой писатель нахмурился:
— Помню, когда Таркин привел нас в инерционный регулятор, я посмотрел на пол капсулы, ожидая увидеть следы трагедии.
— Однако следы до нелепого странной гибели Ральфа обнаружились не на полу, а на потолке, — дополнил Холмс.
— Да, Таркин велел мне посмотреть вверх, как позднее вы, мистер Холмс, велели инженеру Брайсону поднять голову. Его лицо тогда перекосилось от ужаса. — Уэллс испытующе взглянул на моего друга. — Вот симметрия и нарушилась: Таркин знал, куда смотреть, Брайсон — нет. О чем это говорит?
— Мы искали следы на сиденье и на полу, так как не понимали, что случилось с Ральфом, — проговорил Холмс. — Нам пришлось их показывать, Брайсону тоже. Задумай инженер убить ученого, он выбрал бы другой способ. Лишь изучивший свойства поля тяготения под действием инерционного регулятора мог мгновенно сообразить, какой трос нужно перерезать, чтобы расправиться с Ральфом.
Таркин не шевелился: он по-прежнему сидел, спрятав лицо в ладонях.
— Меня имеете в виду? — спросил он.
— Это признание? — вскинулся Уэллс.
Таркин поднял голову и задумчиво посмотрел на Холмса.
— У вас нет доказательств, а вот у меня есть контраргумент. Брайсон мог помешать мне перерезать кабель. Но он этого не сделал, что доказывает его вину.