— В тот момент его не было в мастерской, — спокойно проговорил Холмс. — Вы это подстроили.
— Брайсон завтракал с моей невесткой! — захохотал Таркин. — Как я мог такое подстроить?
— Тут дело в яйце, которое ел Брайсон, — ответил Холмс. — Оно готовилось дольше обычного.
— Господи, Холмс, опять яйцо! — вскричал Уэллс.
— Тем утром вы, мистер Бримиком, забрали из курятника свежие яйца. Я спросил об этом экономку, — начал Холмс. — В вашем доме на завтрак готовят одно— и двухдневные яйца. В детстве вы возились с курами и знаете, что свежеснесенные яйца готовятся намного медленнее одно— и двухдневных. В плотном слое белка свежайших яиц, на самой границе с желтком, есть прозрачный альбуминовый раствор. Благодаря ему яйцо словно приподнимается над сковородой. Через день этот слой разрушается, яйцо становится более водянистым, растекается по сковороде и готовится куда быстрее.
— Господи, Холмс, есть на свете то, чего вы не знаете? — воскликнул Уэллс.
— Ой, но это же… — начал Бримиком.
— Мистер Бримиком, вы явно не закоренелый преступник, — убежденно проговорил Холмс. — Когда я вызову полицию, они обнаружат все доказательства, необходимые для суда в нашей стране. Вы в этом сомневаетесь?
— Пожалуй, нет, — после небольшой паузы ответил Таркин Бримиком и улыбнулся Холмсу как благородный проигравший победителю. — Наверное, я сам себя перехитрил. Думал, что вне подозрений, но когда услышал о вашем приезде, решил на всякий случай натравить вас на Брайсона. Я знал про его связь с Джейн, следовательно, есть и мотив, за который вы непременно ухватитесь…
— И попытались сделать невинного козлом отпущения, — закончил мой друг, и я почувствовал, что в нем нарастает холодная ярость.
— Итак, преступление раскрыто, — подвел итог Уэллс. — Скажи, Таркин, если не ради денег, то зачем?
— Берти, ты впрямь не понимаешь? — удивился Таркин. — Первый авиатор войдет в историю. Вот я и хотел стать первым — поднять капсулу Ральфа в воздух. Вероятно, даже полететь на ней к другим мирам.
— Но Ральф утверждал, что летал на Луну, — напомнил Уэллс.
Таркин отмахнулся:
— Ему никто не верил. Первым мог стать я, но Ральф никогда бы мне этого не позволил.
— И чтобы брат не стал первым, ты уничтожил его самого и его работу? — с горечью спросил Уэллс.
— Зато могу сказать, что дал своей судьбе блестящий шанс, — не без гордости заявил Таркин. — А ты, Берти, можешь так сказать?
Юридические процедуры — арест Таркина Бримикома и предъявление ему обвинения — много времени не заняли, и вскоре мы втроем с чувством исполненного долга сели в поезд до Лондона. На сей раз поездка удовольствия не доставила. Уэллс, которого так увлекало расследование, был явно расстроен результатом.
— Какая досада, что оборудование безнадежно испорчено, Ральф не оставил подробных описаний, а его брат, хоть и убийца, оказался таким идиотом. Боюсь, изобретения теперь не восстановить, — сокрушался он.
— Истинная трагедия в другом: ученый пожертвовал своей человечностью и любовью жены ради знаний, — задумчиво изрек Холмс.
Уэллс разозлился:
— Да, пожалуй. Мистер Холмс, а как насчет вас и вашей непрекращающейся погони за фактами? Чем пожертвовали вы?
— Я никого не сужу, — спокойно отозвался Холмс. — Только наблюдаю.
— Так или иначе, могут пройти годы, прежде чем человек действительно полетит на Луну. Кстати, о Луне. — Из кармана своего пиджака Уэллс достал маленький пузырек с пробкой. В нем было немного черно-серого порошка, похожего на угольную пыль. — Вот «лунная пыль», которую мне дал Ральф, последняя часть его выдумки. — Уэллс открыл пузырек и высыпал немного его содержимого нам с Холмсом на ладони.
Я ткнул пылинки пальцем — они были колючими и странно пахли.
— Пахнут как древесный дым, — проговорил я.
— Или как сырой пепел, — сказал Уэллс. — Или порох.
Холмс нахмурился:
— Полагаю, лунная почва, прежде не контактировавшая с воздухом, вступает в реакцию с кислородом, который содержится в нашей атмосфере. В лунном грунте есть железо, и происходит что-то вроде медленного горения…
Уэллс забрал у нас пыль. На его лице читались горечь и злость.
— Довольно глупостей! Какая досада… Сколько интеллектуальных достижений загублено человеческим малодушием! Из этой истории можно сделать роман, но больше ничего. Надоело, хватит!
Одним стремительным движением Уэллс открыл окно вагона. Холмс поднял узкую кисть, словно желая помешать, но поздно. Пыль рассеялась по ветру, и Уэллс выбросил пузырек в окно.
Остаток пути до Паддингтона Холмс был на удивление задумчив и молчалив.