Вместо ужасных голубых штанов, пристегнутых пуговицами к рубашке, он теперь носил настоящие шорты и кожаный пояс; он совсем не вырос, но стал как-то плотнее; и он сказал, что видел своего отца. Его отец выше нашего, и у него остроконечная чёрная борода, и он президент железнодорожной компании Луисвил - Нэшвил.
– Я немножко помогал машинисту, - сказал Дилл и зевнул.
– Так тебе и поверили, - сказал Джим. - Молчи уж лучше. Во что будем играть?
– В Тома, Сэма и Дика, - сказал Дилл. - Идём в палисадник.
Дилл хотел играть в братьев Роувер, потому что там все три роли благородные. Ему явно надоело играть в наших представлениях характерные роли.
– Они мне надоели, - сказала я.
Мне надоела роль Тома Роувера, он посреди кино вдруг теряет память, и больше про него ничего не сказано, только в самом конце его находят где-то на Аляске.
– Придумай что-нибудь новое, Джим, - сказала я.
– Надоело мне придумывать.
Каникулы только начались, а нам уже всё надоело. Что же это у нас будет за лето?
Мы поплелись в палисадник, Дилл выглянул на улицу и уставился на мрачный дом Рэдли.
– Я… чую… смерть, - сказал он.
Я прикрикнула на него, но он стоял на своём:
– Правда, чую.
– Это как? Кто-то умирает, а ты его можешь издали унюхать?
– Нет, не так: я понюхаю - и знаю, умрёт этот человек или нет. Меня одна старушка научила. - Дилл вытянул шею и понюхал меня. - Джин… Луиза… Финч, - сказал он с расстановкой, - ты умрёшь через три дня.
– Замолчи, а то я тебя так отлуплю, век будешь помнить. Вот как дам…
– Хватит тебе, - заворчал Джим. - Можно подумать, что ты веришь в жар-пар.
– А то, может, ты не веришь, - сказала я.
– Что это за жар-пар? - спросил Дилл.
– Знаешь, как бывает: идёшь вечером по дороге, кругом никого нет, и вдруг попадаешь в жаркое место, - стал объяснять Джим. - Жар-пар - это если человек умер, а на небо ему не попасть, он и шатается по пустым дорогам, где никого нет, и, если на него налетишь, после смерти сам будешь такой, будешь шататься по ночам и высасывать дух из живых людей…
– А как же его обойти?
– Никак не обойдёшь, - сказал Джим. - Иногда он возьмёт да и загородит всю дорогу. Но если непременно надо пройти, ты только скажи: «Жив, не помер, свет души, пропусти, не задуши». Тогда он не обвернется вокруг тебя и…
– Не верь ему, Дилл, - сказала я. - Кэлпурния говорит, это всё просто негритянские сказки.
Джим грозно посмотрел на меня, но сказал только:
– Так что ж, будем мы сегодня играть или нет?
– Давайте кататься в колесе, - предложила я.
Джим вздохнул.
– Ты же знаешь, мне в него уже не влезть.
– Будешь толкать.
Я сбегала за дом, вытащила из-под заднего крыльца старую автопокрышку и прикатила в палисадник.
– Чур, я первая, - сказала я.
Дилл сказал - лучше он будет первый, ведь он только приехал.
Джим рассудил нас: я буду первая, а Дилл покатается подольше, и я свернулась клубком внутри покрышки.
До последней минуты я не догадывалась, что Джим разозлился, как это я заспорила с ним про жар-пар, и только и ждал случая мне отплатить. Он толкнул колесо изо всей силы, и оно понеслось по тротуару. Земля, небо, дома в бешеном круговороте слились у меня перед глазами, в ушах шумело, я задыхалась. Высвободить руки и затормозить я не могла, они у меня были прижаты коленками к груди. Оставалась одна надежда - может, Джим обгонит меня или колесо запнётся о какой-нибудь выступ на тротуаре. Я слышала - Джим с криком мчится вдогонку.
Колесо наскочило на кучу щебня, свернуло вбок, перекатилось через дорогу, с размаху стукнулось обо что-то, и я вылетела на мостовую, как пробка из бутылки.