А Забродин все ждал, томился и страдал, ощущая свою никчемность. Только за полтора часа до конца работы он набрался все-таки храбрости, осмелился заглянуть в девятую комнату.
- Простите, товарищ Корсакова придет все-таки сегодня? Я уже три часа жду. Специально за сорок километров приехал из района.
- Придет обязательно, - заверила Лиза. - Посидите в коридоре. Или лучше зайдите завтра с утра.
На счастье, именно в эту минуту подал голос телефон.
- Нет, из института не звонили, Катерина Григорьевна. Кто еще спрашивал? Вот мужчина ждет. Как ваша фамилия, товарищ? Забродин его фамилия. Говорит, что специально приехал из района. Вы, конечно, изобретатель, товарищ? Где Ниночка? Ниночка в библиотеке.
В конце концов женщины вызвали из библиотеки Нину. Та пришла недовольная, хмуря бледный лобик, перечитала свое же письмо и с оскорблением в голосе сказала Забродину:
- Что же вы хотите, собственно говоря, товарищ? Здесь внятно написано русским языком: "Авторское свидетельство выдается на вещество, апробированное в соответствии с действующим законодательством". Обратитесь в свой институт...
- Но наш институт не занимается опытами, - попробовал возразить Забродин.
- Тогда - в НИИЛЕП. Записывайте адрес: Научно-исследовательский институт по испытанию лекарственных препаратов. Московская область, поселок Научный... Когда они подтвердят, вам тут же выдадут свидетельство.
Забродин записал адрес. Он даже уехал бы довольный, если бы не задержался на минутку в коридорчике, чтобы выпить стакан воды. И тут он услышал:
- Ловко сработала наша Ниночка. Вот что значит образование. В НИИЛЕПе очередь на испытания на всю пятилетку. Теперь мы надолго избавлены от этого типа.
- Другие найдутся, - мрачно отозвалась Лиза.
Марья Федосьевна ошиблась. Не избавилась комната номер 9 от Забродина. Он появился там снова через три дня.
Говорилось уже, что Забродин был податлив, но упрям. Его гнули, а он гнул свое. Уехал-то он грустный, думал, что в НИИЛЕП надо написать, но что он, собственно, предложит испытывать? Гиппина уничтожена, есть только личные наблюдения.
Так что до своего дома Забродин добрался и грустный и продрогший. Зубами постукивал, пока сердобольная хозяйка не напоила его горячим чаем с малиновым вареньем. Он подсел к своему узенькому столику, вынул из ящика все докладные записки: вариант первый, второй, третий... И внезапно в глубине ящика, в самом уголке нащупал завалившиеся ампулы. Целых две штуки! Богатство!
Но не испортились ли? Больше полугода прошло как-никак.
Проверить бы надо, испытать. Но двух ампул маловато. Лошади нужна лошадиная доза. И не сразу пришло в голову (тугодум был Забродин), не сразу пришло в голову самое авантюрное и самое простое: принять дозу самому. Тут уж проверка надежная. Если гиппина живая, человек заболеет наверняка. А когда заболеет, сам станет резервуаром препарата.
Забродин решился и проспал ночь, день и еще ночь. А на третий день проснулся совсем другим человеком, не только здоровым, не только бодрым, но и полным энергии, какой-то непривычной для себя неудержимой жажды деятельности.
И не взвешивая, не рассчитывая, не раздумывая, Забродин запряг коня (какого именно, установить не удалось, но едва ли Краба) и помчался в область. Зачем? Да просто так, чтобы сказать в лицо обитательницам комнаты номер девять, что он о них думает.
- Приятного аппетита вам всем! - загремел Забродин, ворвавшись в разгар обеда. - Приятного аппетита, но уши у вас не заняты, извольте выслушать меня и в обеденное время, поскольку в рабочее вам некогда, в рабочее время у вас тут клуб интересных встреч для одиноких женщин. Вы, - он бесцеремонно тыкал пальцем, - выстаиваете колготки, а вы зубрите кандидатский минимум, а вы, Катерина Григорьевна, пристраиваете к кормушке своего балбеса, такого же бездельника, как все ваши подчиненные.
Растерянная Нина уронила свою порцию кремового торта на юбку, перепуганная Марья Федосьевна спряталась за шкаф, другие, однако, не растерялись.
- Нет, вы дослушайте, - кричал Забродин все громче. - Вы для чего здесь сидите? Вы сидите, чтобы помогать изобретателям. Помогать, а не отпихивать, творчеству помогать. Развели, понимаешь, канцелярию, учет и отчетность, протоколы и формулы, соответствует, не соответствует. Вам новое выискивать надо, новое извлекать, поддерживать, использовать, а потом уже сочинять патентную писанину. Так вот послушайте, я вам объясню...
Но объяснить Забродину не удалось. На сцене появилось еще одно действующее лицо - милиционер, совсем молоденький, румяный от мороза.
- Вот гражданин пьяный и скандалит, - объявила Лиза. Она сразу кинулась за милицией - набралась опыта в столкновениях с мужем и его собутыльниками.
- Пройдемте, гражданин, - сказал милиционер и взял нарушителя за рукав.
- Я еще приду. Мы продолжим этот разговор, - кричал он из коридора. Люди вы или не люди?
Но продолжение не последовало. Из милиции Забродина не отпустили. За антиобщественное поведение в общественном месте он получил пятнадцать суток и на следующий день в компании известных всему городу алкоголиков и дебоширов разгребал снег под окнами своего же института.
Старая пословица гласит: "Стыд не дым, глаза не выест". Но Забродину стыд ел глаза. Отбыв свои пятнадцать суток, он тайком, ни с кем не разговаривая (и зря ни с кем не говорил, узнал бы кое-что), ночью приехал в свою деревню, наскоро собрал вещи и рано утром выбыл в неизвестном направлении.
И здесь, в середине истории, литературным канонам вопреки, мы вынуждены расстаться с главным героем. Более ничего я не сумел узнать о нем. "Обещал, что адрес пришлет... но не прислал", - сказала хозяйка со вздохом.
А между тем невероятное только еще начиналось.
5. ЛЮДИ
В понедельник утром, вешая свои номерки в проходной, сотрудники патентного отдела услышали частую пулеметную дробь из комнаты девять.
"Срочный отчет подкинули бедолаге какой-нибудь", - подумали сердобольные. "Левую работенку подхватила, усердствует шабашница", подумали черство-расчетливые.
Усердствовала Аллочка. Пальцы ее носились по клавишам машинки, словно отрабатывали музыкальные пассажи. Пулеметная дробь раскатывалась горошком, и - "бамм!" - вылетала каретка.
Так часа два с половиной. В двенадцатом часу, сложив последние листы в папку, Алла откинулась на спинку стула.
- Фу-хх, перемолола целую гору. Ну-с, у кого еще есть работа?
- Срочного ничего, - сказала Корсакова.
- Отдохни, трудяга, - посоветовала Марья Федосьевна.
- В овощной бананы завезли, - припомнила Лиза. - Сходи, Аллочка, возьми на всех. Все равно обед скоро. Катерина Григорьевна разрешит.
Но Алла вдруг взорвалась.
- А я вам не курьерша, - заявила она. - Я машинистка первого класса, у меня диплом, похвальная грамота, второе место по области. Где у вас работа? Поищите, пошарьте.
- Нет ничего пока, - сказала Нина, подвигав ящиками.
- Тогда я пойду к технарям, - заявила Алла. - У них всегда работы невпроворот.
- Я запрещаю, - сказала Корсакова. - У них своя машинистка. Хотите, чтобы нам сократили штатную единицу?
Алла промолчала, но не изменила своей вызывающей позы. С минуту думала, вынашивая другую идею.
- Нинка, ты говорила, что у тебя первая глава готова. Давай напечатаю. Да не жмись, я за так отстукаю. Ты же видишь, что меня в простое держат. Название большими печатать? Что там у тебя? "Зарождение патентного дела в дореволюционной России в период становления капитализма". Хм! Два года пишешь... Разве и так не ясно: появились капиталисты, им понадобились патенты. Ну ладно, тебе виднее, ты у нас ученая.
А на следующий день взбунтовалась Лиза. Причем у Аллочки-то воинственность была независимо-веселая, а у Лизы - сварливо-желчная. С утра, как обычно, она пришла молча, повесила пальто. Марья Федосьевна ей заулыбалась навстречу, первая завела беседу, намолчалась за вечер в своем одиноком доме, теперь торопилась поделиться, поведать, что принесла на сегодня пирожки с черносливом и свеклой - для желудка полезно. И тут вдруг Лиза взъелась:
- Маша, пожилой ты человек, пенсия маячит, молодым должна показывать пример, а у тебя на уме в рабочее время: помазки да сковородки. В самом деле, что у нас тут: отдел изобретателей или женский клуб, кружок кулинарии? Работы у тебя нет, что ли? Давай тогда готовить отчет, все равно в двадцатых числах начнется горячка... ночами будем сидеть.
Покладистая Маша не возражала. Она была компанейским человеком, жила под девизом "Как люди, так и я". Главным для нее было - заслужить одобрение окружающих.
И папки, папки, папки, горы папок перекочевали из шкафов на столы. Лиза оказалась дельным организатором, напрактиковалась, распоряжаясь в многолюдном своем семействе. И Марья Федосьевна, и Аллочка охотно признали ее авторитет.
- Как запишем? - спрашивала она. - В какую графу занести?