— Я теперь вас узнала. К…
— Пауло, — прервал я ее. — Теперь я под именем Пауло.
— Значит, Пауло. Пауло и Дино. Падшие боги, как говорится. — Она снова засмеялась. Мне снова понравилось.
Сивилла принесла нам две стопки янтарной жидкости.
— Почти чисто. Приходят старые.
Я вздохнул.
— Прежде ты сказала — старые друзья. Какие?
— Были старыми друзьями. Теперь я не так уверена. — Она повернулась уходить. С оракулами вечно такая проблема, даже с собственными. Когда сообразишь, что, черт побери, они имели в виду, становится уже поздно.
Я снова повернулся к Эвриале.
— Ваши не последовали за нами, когда с Олимпа мы ушли в страны Севера.
— Ошибка. Без вашей защиты за нами начали охоту. Мы бежали в Африку, потом бродяжничали. Вечно бродяжничали. — Она говорила устало. — Я пожила везде, где мог предложить жилье этот мир. Сейчас у меня вилла на юге Франции.
— Чем занимаетесь?
— Я… творю. Да, это самое подходящее слово. Создаю скульптуры. Из камня. — Она отвела взгляд.
Я перехватил вспышку за стеклами и содрогнулся.
— В натуральную величину? Человеческие фигуры? — спросил я.
Кивок. Я снова содрогнулся.
Она засмеялась.
— Поверьте мне, пожалуйста. Я отбираю своих субъектов — убийцы, насильники над женщинами и детьми. Я касаюсь тех, кого закон коснуться не может.
Крики из бара заставили нас повернуть головы. Два сатира заспорили, очевидно, из-за древесной нимфы — дриады. Один выхватил из-за пояса кинжал.
В помещении затихли и зашептались. Сатир с ножом сделал выпад, потом остановился. Он вдруг обрел выражение безмятежного удовольствия.
За стойкой бара Дино стоял в своем полном великолепии. Солнечный свет залил помещение, воздух наполнился пением птиц, любовными шепотами, музыкой, застольными песнями. Сатир зашатался. Луч теплого радостного света брызнул с пальцев Дино. Сияние амброзии свалило создание на пол, хихикающего и смеющегося.
Дино. Дионис. Он может мгновенно сгенерировать у вас в голове целую вечеринку. Правда, последует тяжкое похмелье.
В помещении возобновилась нормальная активность. Я повернулся к смеющейся Эвриале.
— Что привело вас сюда?
Улыбка потускнела.
— Бессмертие и одиночество сочетаются плохо. Стенно, моя сестра, в прошлом году покончила с собой.
— Сочувствую. — Я тронул ее ладонь. Она не отдернула руку.
— Поэтому теперь я снова в пути, иду в мир по другую сторону врат. — Она прямо посмотрела на меня. — А что держит вас здесь, Пауло? Ваше время тоже миновало.
Я огляделся.
— Наши путешественники надеются, что врата ведут в мир, где правят старые боги, в мир, который снова будет им принадлежать. Но это не по мне. Я люблю этот мир. Всегда любил и всегда буду.
Эвриала начала было отвечать, однако следующий звук пришел от Сивиллы. Оракул пронзительно вскрикнула, кинжальный звук сорвал меня на ноги. Гарпии присоединились к ней в долгом пронзительно-зловещем вопле.
— Прибывают! — заревел Дино, швыряя мне мою трость, когда я рванулся к задней двери. Я наполнил трость энергией. Оно потолстела, стала короче, изменила форму, и в рощу я ворвался с молотом Мьёлниром в руке.
Болезненно-желтое свечение, пронизанное прожилками мрака, осветило платформу. Врата открывались. Я бросил взгляд на часы: 7:42. Дино был прав.
Что-то явно не в порядке.
Туман поднялся от черного озерца, свиваясь в дымную колонну. Когда я достиг ступеней, колонна рухнула со вспышкой и грохотом, отбросив меня назад. В ушах зазвенело. Я поднялся — и замигал. На платформе стояла громадная бородатая фигура, с рогатым шлемом на голове и громадным копьем в руке. К другой руке примотан круглый кожаный щит. Рядом стоял воин помоложе, высокий и белокурый, в руке меч цвета крови.
Старший шагнул вперед, и я поднял глаза на того, кто был Одином, Всеобщим Отцом, Зевсом, Осирисом, Брахмой — можете сами продолжить дальше.
Мой папа. Ухмыляясь, он смотрел на меня, своим единственным здоровым глазом, потом заговорил на северном диалекте, который я почти забыл:
— Хей, сынок! Поставишь нам выпивку?
Я поднял свой молот, позади меня заворчал Дино. Папа поднял свободную руку.
— Погоди. Мы здесь, чтобы поговорить, а не воевать.
— Почему мы должны тебе верить? — спросил я.
Он пристально посмотрел на меня.
— Я дал тебе слово.
Я фыркнул, и взгляд его потемнел. Вперед выступил другой воин.
— Тор, Браги — я даю вам свое слово.
Фрей. Один из немногих родственников, по которому я тосковал. Я смотрел на его меч, когда он бросал его в ножны. Клинок Крови. По приказу своего повелителя он может устроить резню. К сожалению, меч не очень-то разборчив, вот почему мы отдали его Фрею. Бог дождя, солнечного света и урожаев, в его природе защищать жизнь. Он единственный, которому доверяли мы все. Я понял, что до сих пор ему доверяю.
— Хорошо. Но Генгнир останется здесь, — сказал я, указывая на папино смертельное копье.
Папа нахмурился в грозовую тучу, однако положил копье.
— Если нет молний, не будет и грома.
Он взглянул на мой молот. Я пожал плечами, переводя Мьёлнир обратно в прогулочную трость.
Они спустились по ступеням, и я каждому пожал предплечье. Дино обнял Фрея, но с папой обменялся лишь вежливым поклоном. У нас обоих имелись причины остаться, когда ушли другие. Дино надо было проложить между собой и папой какое-то пространство и время.
Мы вошли в бар и нашли весь старый народец распростертым на полу. Для меня они такого никогда не делали. Папа попросил всех подняться, пока я объяснял туристской паре, что наши гости — гитаристы из местной банды. Я объявил, что врата закрыты до следующего вечера. Некоторые путешественники вышли, чтобы на пароме Харона вернуться по домом, рассыпанным по всему земному шару. Но большинство остались, чтобы выпить с завсегдатаями, решив дожидаться ночного рейса Харона.
Папа и Фрей поклонились Эвриале. Когда я уводил ее в другое место, казалось, ее охватил благоговейный восторг.
— Извините, — сказал я. — Семейные дела.
Она кивнула и стиснула мою руку. Я вернулся и сел рядом с Дино.
Папа с вожделением взглянул вослед Эвриале.
— Милые сиськи.
— Ты все еще самое сексуальное создание из всех, что я когда-либо встречал, — сказал я.
— Тебе-то хорошо, — сказал он. — Тебе не приходится мотаться.
Сивилла с грохотом поставила на стол четыре порции меда.
— Говорила тебе. Приходят старые друзья. Не на пароме.
— Ага, премного благодарен, — ответил я. — Без тебя бы не справился.
Она взглянула на меня и ушла. Мы чокнулись бокалами и сели пить, пока молчание не выросло до уровня серьезного неудобства.
Наконец, папа заговорил:
— Ты сделал кое-какие изменения.
— Ты разве был здесь? — спросил я.
— Мы разговариваем с путешественниками, которые прибывают через врата.
Увидев мой взгляд, Фрей быстро добавил:
— Никому не причинили вреда. После того, как мы поговорим, они идут своей дорогой.
Один фыркнул.
— В любом случае, вам двоим вечно не нравилось, как мы управляемся. Я так понимаю, после того как мы ушли вы попробовали что-то другое.
— Попробовали, — ответил я.
Папа засмеялся.
— Ты хозяин чертового бара.
— Мы разработали дистанционный подход, — сказал Дино с широкой улыбкой.
Папа наклонился вперед.
— Дистанционный? Все структуры, все религии, что мы установили, столетия работы! Вы позволили им умереть!
— Нет, — возразил я, — мы их убили.
Папа сидел с открытым ртом. Фрей вопросительно поднял бровь.
Я продолжил.
— Возникли новые религии, и мы их поощряем. Неизменные черты нашего пантеона больше не приветствуются. Новые боги установили более высокие стандарты. Наше семейство до них просто не дотягивается.
Папа смотрел сердито, но Фрей улыбнулся. Я продолжил:
— Потом мы немного помогли науке. Трудно верить в Зевса или Одина, когда знаешь, откуда реально берутся молнии. Ты допустил здесь ошибку, основав нашу мощь на явлениях природы. Дискредитируй предпосылку, и дискредитируешь бога.
Папа не вернул мне улыбку.
— И, наконец, мы ввели экономику, последний и важный ключевой ход. Богу трудно конкурировать с жадностью.
Папа с грохотом опустил пустой бокал.
— Но мы существовали! Как насчет всего, что мы построили, насчет всей истории этого мира?
— Здесь было сложнее. Использовав новые религии, мы подавили изучение истории на несколько поколений. Богохульство, понимаешь ли. В конце концов старые боги стали просто мифами.
— Мифами? — заревел папа. В нашу сторону повернулись головы. — Они думают, что я миф?
— Боюсь, что так. Самым трудным оказалось спрятать наши старые дома, когда начала расцветать археология. Олимп, Асгард, Атлантис — все надежно погребены.