Он реставрирует старые фильмы, и я хочу, чтобы ты отнесла ему бобину. Пусть посмотрит, ладно? И хорошо бы узнать, откуда могла взяться эта короткометражка. Да, возьми там, в бумажнике, еще вырезку из газеты, объявление – в нем есть адрес и номер телефона сына коллекционера. Парня зовут Люк Шпильман.
– Ну и что ты хочешь, чтобы я сделала с этой вырезкой?
– Просто оставила у себя. Забери все. Ты хочешь мне помочь, Люси? Вот и помоги.
Теперь замолчала и вздохнула Люси. Потом взяла с тумбочки бумажник Людовика, достала из него визитную карточку и объявление.
– Сделано.
Казалось, он успокоился. Сел, спустив ноги с кровати.
– А ты‑то сама как живешь, Люси?
– Как всегда. Ничего нового. Убийств и нападений меньше не становится, и безработица полицейским не грозит…
– Мне хотелось поговорить о тебе, а не о твоей работе.
– Обо мне? Ну‑у…
– Ладно. Потом поговорим.
Сенешаль протянул Люси ключи от дома и сильно сжал ее запястье. Люси вздрогнула, когда Людовик поглядел ей прямо в глаза, приблизив лицо так, что между ними осталось едва ли больше десяти сантиметров.
– Берегись этого фильма!
В Нотр‑Дам‑де‑Граваншон – середина дня… Этот хорошенький городок затерялся на просторах департамента Сен‑Маритим, здесь симпатичные лавочки, здесь спокойно, много зелени, поля сколько видит глаз… если, конечно, посмотреть с нужной стороны. Потому как меньше чем в километре к юго‑западу берег Сены загроможден чем‑то вроде огромного стального корабля, испускающего такую вонь и такой серый дым, что даже небо над ним обесцветилось.
Шарко пошел в направлении, указанном лейтенантом полиции, – самого лейтенанта он надеялся встретить там, на месте. Пусть даже трупы накануне унесли (полицейским потребовались целые сутки, чтобы вытащить их из‑под земли, не оставив собственных следов на месте преступления, в таких случаях работаешь прямо как археолог), комиссару хотелось восстановить, как все шло с самого начала. С отправной точки. Он был на грани нервного срыва, три часа пути под солнцем его измучили, тем более что уже несколько лет он почти не садился за руль. Ездил на скоростном метро: когда по линии А – Шатле – Нантерр, когда по линии В – Бур‑ла‑Рен – Шатле – Лез‑Аль.
Но вот наконец указатель. Шарко свернул, закупорил окна, включил кондиционер на полную мощность – и двинул через промышленную зону Пор‑Жером. Однако, несмотря на все предосторожности, чувствовалось, что воздух какой‑то липкий, что пахнет металлическими опилками и кислотой. Здесь, надежно спрятавшись среди красот природы, крупнейшие промышленные компании мира создали и поделили между собой империю горючего и технических масел. Нефтехимический концерн «Тоталь», американская корпорация «Эксон Мобил», французская компания «Эр Ликид» – она производит технические газы… Комиссар проехал по скопищу труб добрых два километра, пока наконец не вырвался на более спокойный участок дороги, еще не освоенный индустриальными монстрами.
Пейзаж тут был бы вполне ничего, если бы не замершие бульдозеры. Шарко припарковался чуть в стороне от стройплощадки, вышел из машины, поправил воротничок сорочки. К черту пиджак!.. Бросил его на сиденье рядом со спортивной сумкой, где было все, что могло понадобиться в гостинице, размял ноги, отметив хруст в коленке, когда сгибал и разгибал ее.
– Господи боже мой…
Надев солнечные очки, у которых одна из дужек была кое‑как склеена, комиссар осмотрелся. Справа – Сена, слева – деревья, позади – промышленная зона. Впечатление полной заброшенности. Ни единого дома, только пустые дороги и невозделанная земля. Как будто тут все вымерло, все выжжено небесным огнем.