– Если будут неприятности, – заметил Конрад, – вы пострадаете первым.
Он повернулся к Дункану.
– Оседлайте Дэниела и навьючьте Бьюти, а я управлюсь с этим типом.
Мост уже начал опускаться. Он еще не успел удариться о землю за рвом, а они уже были готовы в путь.
– Я подержу Ривера, – сказал Конрад, – пока мы не перейдем мост.
Он дернул Ривера за собой. Люди во дворе стояли далеко позади. Тайни приглядывал за ними. Перейдя мост, они остановились. Конрад выпустил Ривера. Дункан сказал их бывшему хозяину:
– Когда вернетесь, поднимете мост. Не вздумайте посылать своих людей вдогонку за нами. Если вы это сделаете, мы спустим на них лошадь и собаку. Это боевые животные, и они умеют сражаться, как вы уже видели. Они разнесут ваших людей на куски.
Ривер не ответил и пошел через мост обратно. Очутившись во дворе, он рявкнул:
– Поднимайте!
Завизжали колеса, лязгнули цепи, заскрипело дерево. Мост начал медленно подниматься.
– Пошли, – сказал Дункан, когда мост поднялся наполовину.
Они спустились с холма и пошли по едва заметной тропинке. Тайни шел впереди.
– Куда мы идем? – Спросил Конрад.
– Не знаю, – ответил Дункан, – лишь бы подальше отсюда.
Тайни предупреждающе зарычал. На тропинке стоял человек. Дункан подошел к остановившемуся Тайни, и они вместе двинулись к человеку.
Тот сказал дрожащим голосом :
– Не бойтесь, сэр. Я всего лишь старый Седрик, пчелиный мастер.
– Что ты делаешь здесь? – Спросил Дункан.
– Я пришел проводить вас, сэр. Кроме того я принес вам пищи.
Он поднял мешок, стоявший у его ног.
– Бекон, – сказал он, – ветчина, сыр, каравай хлеба и немного меду. И я могу показать вам самый удобный и самый скорый путь. Я живу здесь всю жизнь и знаю местность.
– Чего ради ты помогаешь нам? Ты же человек Ривера. Он сказал нам, как ты спасал пчел от разрушителей.
– Я не человек Ривера, – ответил пчелиный мастер. – Я был здесь задолго до того, как он появился. Хорошая была тогда жизнь, для всех хорошая – и для мастера и для его народа. Но когда пришел Ривер, мы не смогли ничего сделать. Мы не умели драться. Ривер и его хулиганы пришли два года назад в Михайлов день, и …
– Но ты остался у Ривера.
– Не остался. Я был оставлен в живых. Меня пощадили, потому что я единственный умел обращаться с пчелами. Мало кто знает пчел, а Ривер, похоже, любит хороший мед.
– Значит я не ошибся, когда подумал, что Ривер и его люди захватили замок и убили всех, кто жил в нем, – проговорил Дункан.
– Ох, – сказал Седрик, – эта несчастная местность пережила тяжелые времена. Сначала Ривер и ему подобные, потом разрушители.
– И ты покажешь, как кратчайшим путем уйти подальше от Ривера?
– Покажу. Я знаю самые короткие тропы. Я их найду в темноте. Когда я увидел, что произошло, я пошел на кухню и собрал провизию, затем прошел над палисадами и стал ждать вас.
– Но если Ривер узнает, он отомстит тебе.
Седрик покачал головой.
– Меня не хватятся. Я всегда с пчелами, даже ночую возле них. Сегодня вечером я пришел, потому что холодно. Если и заметят, что меня нет, подумают, что я с пчелами. И знаете, сэр, для меня честь послужить человеку, который осадил Ривера.
– Вы его не любите?
– Ненавижу. Но что я могу сделать? Слегка цапнуть то тут, то там, вроде, как сейчас. Каждый делает то, что в его силах.
Конрад взял мешок из рук старика.
– Я понесу его. А потом мы переложим этот вьюк на Бьюти.
– Как ты думаешь, Ривер с людьми гонится за нами? – Спросил Дункан.
– Не знаю, – ответил старик. – Думаю, что нет, но кто знает.
– Ты сказал, что ненавидишь его. Так почему бы тебе не уйти с нами? Конечно если тебе не хочется оставаться у него.
– У него – нет. Я охотно бы пошел с вами, но я не могу оставить пчел.
– Пчел?
– Сэр, вы что-нибудь знаете о пчелах?
– Очень мало.
– Это самые удивительные создания. В одном улье их столько, что и не сосчитать. Но они нуждаются в человеческой помощи. Каждый год у них должна быть одна сильная королева, чтобы отложить много яиц. Одна королева, только одна, представьте, и улей будет сильным. Если будет не одна, а больше, пчелы станут роиться, часть их уйдет куда-нибудь, численность в улье уменьшится. И их силу хранит пчелиный мастер, умеющий ухаживать за ними. Он осматривает соты, находит лишних королев и уничтожает их. Он должен также уничтожить слишком старую королеву и проследить, чтобы выросла сильная новая…
– Из-за этого ты и остаешься с Ривером?
Старик выпрямился.
– Я люблю моих пчел, и я им нужен.
– К черту пчел, – сказал Конрад. – Мы так и помрем здесь, болтая о пчелах.
– Я слишком много говорю о пчелах, – согласился старик. – Идите за мной и не отставайте.
Он заскользил как дух перед ними. Шел он то медленно, то бежал, то опять ступал осторожно и медленно, нащупывая нить.
Они спустились в маленькую долину, поднявшись на гребень, опять спустились в долину побольше, снова поднялись. Звезды медленно кружились над ними, луна клонилась к западу. С севера все еще дул холодный ветер, но дождя не было.
Дункан устал. Его тело требовало сна и возмущалось каждым шагом. Один раз он споткнулся, и Конрад сказал ему:
– Садитесь на лошадь.
– Дэниел тоже устал.
Мозг Дункана не участвовал в движении. Ноги сами шли вперед в темноте, в слабом лунном свете, по темным холмам и долинам. Мысли его были далеко. Они вернулись к тому дню, с которого все началось.
Глава 2.
Первое предупреждение об избрании Дункана для определенной миссии пришло к нему, когда он спускался по спиральной лестнице к библиотеке, где, как сказал Уэлс, его ждали отец и его преосвященство.
В том, что отец хотел его видеть, не было ничего необычного. Дункан привык, что его звали, но какое дело могло привести в замок архиепископа? Его преосвященство был стар и растолстел от хорошей пищи и недостатка работы. Он редко покидал аббатство. Только что-то очень важное могло заставить его приехать на старом сером муле, который шел медленно, но мягко, что облегчало путешествие человеку, не любившему движение.
Дункан вошел в библиотеку с ее книжными полками до потолка, цветными стеклами в окнах, с оленьей головой над горящим камином. Его отец и архиепископ сидели в креслах у огня. Когда Дункан вошел, оба встали, приветствуя его. Архиепископу это удалось не без труда.
– Дункан, – сказал отец, – у нас гость, которого ты, конечно, помнишь.
– Ваше преосвященство, – проговорил Дункан, торопясь подойти под благословение – как приятно снова увидеть вас!
Он опустился на одно колено. Благословив его, архиепископ сделал символический жест, поднимая Дункана.
– Он должен помнить меня, – сказал архиепископ отцу, – я довольно часто имел причины выговаривать ему. Добрым отцам пришлось немало потрудиться, чтобы вложить латынь или греческий в его сопротивляющуюся голову.
– Но, ваше преосвященство, – возразил Дункан,– все это было так скучно! Зачем нужен грамматический разбор латинских глаголов…
– Чтобы говорить, как подобает джентельмену, – ответил его преосвященство. – Когда они приходят в аббатство и встречаются с латынью, они всегда недовольны. Но ты, несмотря на некоторые отступления, учился лучше, чем большинство остальных.
– С парнем все в порядке, – проворчал отец. – Я и сам-то не слишком знаю латынь. Ваши люди в аббатстве придают ей слишком большое значение.
– Может, и так, – согласился архиепископ, – но это единственное, что у нас есть. Мы не можем обучать их ездить верхом орудовать мечом или ухаживать за девушками.
– Давайте оставим шутки и перейдем к делу, – предложил отец. – Садись поближе, сынок. Дело касается тебя.
– Хорошо, сэр, – ответил Дункан. Он сел. Архиепископ глянул на его отца.
– Я буду рассказывать, Дуглас?
– Да, – ответил отец. – Вы знаете об этом больше меня и говорите вы лучше. У вас есть слова для этого.
Архиепископ сложил пухлые пальцы на объемстом животе.
– Два года назад, – сказал он Дункану, – твой отец принес мне манускрипт, который он нашел при разборе семейных бумаг.
– Эту работу, – вмешался отец, – надо было сделать столетия назад. Документы и записи были перемешаны без всякого смысла. Старые письма, дарственные, старинные инструменты – все в беспорядке валялось в ящиках. Разборка всего этого и сейчас не закончена. Я занимаюсь ею от случая к случаю. И не всегда легко понять, что к чему.
– Он принес мне манускрипт, – продолжал архиепископ, – потому что тот был на незнакомом языке, на таком, который не только твой отец, но и вообще мало кто видел.
– Вроде бы арамейский, – заметил отец. – Кажется, на нем говорил Иисус.
Дункан переводил взгляд с одного на другого. К чему они ведут? Что все это значит, и при чем тут он, Дункан?
– Ты удивляешься, почему это касается тебя? – Спросил архиепископ.
– Да.