— Ах, как нехорошо. Я ничего не знал. Прими мои соболезнования. Сколько ей было лет?
— Шестьдесят два. Она все время жила в Гомеле. Это Чернобыль, будь он проклят. Люди до сих пор умирают, как мухи. А что вы позвонили так поздно? Что-нибудь нужно?
— Нет, нет, ничего. Я позвоню через несколько дней. Или даже лучше приеду. В общем, прими мои соболезнования.
— Спасибо большое, — расчувствовался Костенко, Меджидов положил трубку.
— У него умерла мать, — пожал он плечами, — не мог же я его вызывать в Москву в такой день.
— Да… ситуация, — кивнул Вадим Георгиевич. Он поднялся со стула и сделал несколько шагов.
— Вы всем позвонили?
— Нет еще, должен позвонить в Тулу. Там живет еще один офицер нашей группы — майор Вячеслав Корин.
Старший техник снова поднял группу;
— Четвертую группу в воздух. Срочное сообщение в Тулу. Пусть встречают на месте. Объект — Вячеслав Корин. Телефон номер, — он дождался, пока в другой комнате Меджидов набирал номер телефона и затем произнес несколько цифр.
Наблюдатель записал и это сообщение. В этот раз повезло. Корин сразу снял трубку.
— Я вас слушаю, — раздался его молодой, уверенный голос.
— Добрый вечер, — сказал Меджидов, — вернее, доброй ночи. Это Кямал Меджидов.
— Слушаю вас, Кямал Алиевич, — оживился на другом канце будто бы и не спавший ночью Слава Корин.
— Ты мне срочно нужен, — приказным тоном сказал Меджидов. — Приезжай в Москву завтра. Мои телефоны запиши на всякий случай. А еще лучше запомни. — И он продиктовал два телефона.
— Уже запомнил, — рассмеялся Корин, — завтра я буду в Москве, ждите.
— Теперь все, — удовлетворенно сказал Меджидов. — Вся группа. Кроме меня еще шесть человек. Полковник Игорь Подшивалов, подполковник Теймураз Сулакаури, подполковник Федор Костенко, майор Вячеслав Корин. И… полковник Паулис Билюнас и подполковник Павел Коршунов, убитые по еще неизвестным для меня причинам.
— Нам они тоже неизвестны, — заметил Вадим Георгиевич, — и боюсь, без вашего желания с нами сотрудничать, мы ничего не обнаружим. Нам нужно знать мотивы убийства. Кто сумел узнать о вашей группе, если даже мы не располагали всей информацией. Судя по почерку, это профессионалы.
— Мы тоже проанализируем ситуацию, — задумчиво ответил Меджидов — Меня самого мучает тысяча вопросов. Вы, имея весь аппарат бывшего КГБ и записные книжки Крючкова, смогли выйти на нас только спустя месяц после первого убийства. Теперь представьте, какой информацией нужно обладать, чтобы знать всю группу. У меня есть даже такая мысль. Вы знаете «теорию козырей»?
— Конечно. Туз больше любой карты, но козырная шестерка может побить туза, — это было самое любимое выражение Андропова.
— Вот, вот. Он очень любил это выражение. Можно предположить, что была создана не только группа «Октава» — короли и тузы этой игры, но кто-то держит в запасе еще и козырную шестерку, а может даже семерку, которые в нужный момент бьют этих тузов.
— Вы хотите сказать.
— Да. Я неплохо знал Юрия Андропова. Он вполне юг создать еще одну сверхсекретную группу для контроля над «Октавой» На всякий случай. И теперь кто-то решил, что пришел «час X». Момент, когда нужно убирать всю группу. Мы и так слишком задержались на этом свете. И обладаем слишком большой информацией. И есть еще один момент. Может быть, просто кто-то не хочет, чтобы «Октава» была выявлена или начала сотрудничество с вашим ведомством. Кому-то мы мешаем. И этот кто-то стоит совсем рядом с вами, генерал, если это не вы сами, то вполне вероятно, что вышедший отсюда Николай Аркадьевич. Я не исключаю любого варианта.
Сидевшие в соседней комнате техники переглянулись. Находившийся в конце, коридора наблюдатель вздрогнул.
— Вы меня подозреваете в убийствах? — зло спросил Вадим Георгиевич, блеснув стеклами своих очков.
— Я подозреваю, что вы на службе у государства. России группа «Октава» и ее скандальная известность нужны меньше всего. Разве я не прав?
— Может быть, но я не отдавал приказа о вашей ликвидации. Иначе, зачем мне было вас сюда привозить?
— Чтобы выявить всю группу. Напугать меня рассказами об убийствах и выйти на всю группу. Ладно, — махнул он рукой, видя, что генерал собирается ему возражать, — будем считать, что это только версия. Вполне вероятно, что играют не только нами, но и вами. Нам обоим нужно быть осторожнее, товарищ генерал.
— Да, — задумчиво сказал Вадим Георгиевич, — ваша группа, как начиненная динамитом цистерна. Одно неосторожное движение и мы все взлетим на воздух.
II
Это лето в Москве было холоднее обычного. И осень наступила достаточно быстро. Дождь и слякоть всегда вызывали у него раздражение, но сегодня оно было усилено последней встречей с Президентом.
Его достаточно давно не принимал Президент, и вот сегодня, приняв, снова обратил внимание на качественный состав его аппарата. Несмотря на все изменения, реорганизации и обновления, вы не хотите отказываться от старых методов работы, грозно заявил Президент, отметив, что в его аппарате по-прежнему много специалистов старой школы. Он же не мог объяснить, что на них держится вся работа. Президент не любил и не доверял его сотрудникам. Он слишком хорошо помнил, с каким особым рвением травили они его в конце восьмидесятых, как смыкали кольцо в августе девяносто первого, как предали в октябре девяносто третьего. Президент принимал их обоих — руководителей разведки и контрразведки. Если делами первого Президент почти не интересовался, то работу второго он всегда считал неудовлетворительной Президент, несмотря на весь свой энтузиазм, известный миру своими революционными взглядами, был тем не менее типичным представителем старой школы партаппаратчиков. Он считал правильным, если контрразведка занималась оппозицией и ее лидерами, не находя в этом ничего предосудительного.
Он искренне считал, что в любом нормальном государстве контрразведка занимается в первую очередь этими проблемами, помогая стабилизировать власть. В данном случае его власть. Он не был реакционером, или консерватором. Просто он вырос в такой системе координат, где существование политической полиции было оправданным и правильным. Кроме того, несмотря на всё чистки, в бывшем КГБ действительно сидело очень много его политических противников, считавших его лично ответственным за развал некогда великой страны. И хотя теперь ведомство называлось ФСК, Президент понимал, что на лояльность этих людей полностью положиться он не имеет права.
И потому накопившееся раздражение принимал на себя молодой Директор ФСК. Теперь он ехал в свое ведомство в мрачном настроении, сознавая, что в словах Президента слишком много истины. В приемной его ждал вызванный два часа назад генерал. Директор прошел в свой кабинет, сухо поздоровавшись и почти сразу вызвал генерала.
— Что произошло? — гневно спросил Директор ФСК. — Каким образом ваши люди могли потерять объект наблюдения?
— Не понимаю, — оправдывался генерал, — он летел в Москву с двумя пересадками. Мы принимали и провожали в обоих аэропортах. Были задействованы сотрудники областных управлений. Вчера ночью специальная группа вылетела в Тбилиси, чтобы обеспечить его безопасность. И вот такой неожиданный результат. Я не понимаю, в чем дело. Может, он заметил ведущееся за ним наблюдение.
— Надо было ему сразу объяснить, в чем дело, — недовольно сказал Директор ФСК.
— В интересах дела мы хотели, чтобы Сулакаури все рассказал сам Меджидов. Никто не думал, что так может произойти.
— Что с остальными?
— Корин сегодня прибывает в Москву. Подшивалова мы ищем. Мы установили, что он действительно был послан в командировку в Махачкалу. У Костенко умерла мать и мы, поставив наблюдение, решили пока его не трогать.
— Вадим Георгиевич, вы сами ездили в Домодедово? — поинтересовался Директор ФСК.
— Конечно. Все посмотрел на месте. Там абсолютно идиотская система прохода границы. Прибывающих из стран СНГ пассажиров направляют к лестнице, со всех сторон огражденной щитами, откуда они должны подняться на второй этаж. Там ничего не стоит просто свернуть в сторону. Сулакаури поступил по-другому. Он поднялся на второй этаж и, резко свернув, вошел в боковую дверь. Из комнаты пограничников она не видна и ведет в депутатскую комнату. Спустившись по лестнице, он вышел к туалетным комнатам депутатской. Из окна дежурного, к сожалению, тот отрезок не просматривается. Зайдя в туалет, он, очевидно, переоделся и через заднюю дверь депутатской, где выносят грузы. Потом ушел к проходной. Правда, его никто не видел. Но это наши предположения.
— Что думаете делать?
— Мы его активно ищем, но вы сами понимаете, как это сложно. В то же время мы не теряем надежды, что он позвонит Меджидову. По моей версии он все-таки почувствовал ведущееся за ним наблюдение и решил, на всякий случай, себя обезопасить. Он же профессионал.