— Вы что, совсем глузду[19] лишились?! Горшками стен не пробить!
Но ушкуйники, что были при катапультах, не обращая внимания на оскорбления, оттянули вниз рычаги в виде ложек, и, положив в углубления еще по горшку, запустили глиняные ядра в сторону ворот и стен. Сделав еще несколько выстрелов, они укатили странные орудия за строй ватажников.
И опять ничего не произошло: на стенах все так же гоготали защитники, воевода все так же торопил дружинников с доставкой воды к воротам, а ушкуйники стояли под стенами, ничего не предпринимая.
И еще раз перед воротами появился Ермила Стопуд. Пересиливая гомон на стенах, он выкрикнул:
— Откройте ворота! Вот те крест не тронем! — размашисто перекрестился сотник. — Мы не хотим крови! Мы не домогаемся животов ваших!
Но только угрозы и оскорбления неслись ему в ответ.
— Видит Бог, вы сами выбрали судьбу, — больше для себя, нежели чем для костромичей, произнес Ермила и, обернувшись к ушкуйникам, махнул рукой. И тут же к воротам и стенам города, гудя оперением, понеслись несколько сотен стрел, наконечники которых были обмотаны пеньковой нитью, пропитанной горючим маслом. Они несли огненные языки. И как только горящие стрелы достигли облитых горючей жидкостью ворот и части городских стен, те занялись пламенем, с каждым мгновением разрастаясь, охватывая всепожирающим огнем заборала и переходные мостки. Только тогда до дружинников дошло, зачем воевода требовал воду, и вода появилась, но слишком поздно. Огонь перекатывался с одного бревна на другое, расползаясь вдоль стен, а вскоре занялись и дворы внутри крепости.
Недолго продержались крепостные ворота: догорающие плахи рассыпались тысячами искр и упали под ударами найденного здесь же, на пристани, толстого дубового бревна, которое нападающие использовали в качестве тарана.
Ушкуйники ворвались в город.
Первым ватажники разграбили и сожгли воеводский терем. Самого Александра Плещеева они не нашли, хотя и горели большим желанием повесить воеводу на городских воротах, как грозились ранее. Грабили купцов. Досталось и Михаилу Игнатьевичу, хотя у него на постое стоял сам ушкуйный воевода Анфим Никитич в первый приход повольников в Кострому. Но кто помнил об этом в горящем, вопящем от страха и боли, окропленном кровью городе. Ведь ушкуйники рубили всех, кто оказывал хоть малейшее сопротивление.
Натешившись вволю и нагрузив ушкуи награбленным добром, ватажники оставили горящий город.
Не минула горестная судьба, уготованная ватажниками, и Нижнего Новгорода. Город был разграблен и частично сожжен. Об одном сожалели ушкуйники: князя Андрея не оказалось в городе. Накануне он уехал в Суздаль — родовое гнездо Константиновичей.
Глядя на вознесшийся на волжских кручах город, боярин Абакунович, уже стоя на корме ушкуя, не без сожаления произнес:
— Знать, не судьба встретиться с князем Андреем. Ничего, чай, не последний раз в этих местах. Еще помстимся сполна!
Глава 4 Братья
1В горенке терема жарко натоплено. На широкой лавке, застеленной медвежьей шкурой, развалясь, расположился великий князь владимирский Дмитрий Константинович. Сытая и обильная трапеза разморила его, глаза слипались, а голова безвольно, раз за разом падала на грудь.
— Ты бы пошел в опочивальню да отдохнул. Чего себя изводить, — участливо предложила княгиня Анна, видя, как муж борется со сном. — А то и здесь, на лавке, приклони голову.
— Нет, голуба, — встрепенулся князь. — Погожу. С ближней заставы донесли, что брат Андрей поспешает, так что пожду. Должен быть вскорости.
— Чего это он? Не случилось ли чего? — забеспокоилась княгиня, откладывая в сторону рубаху, что вышивала узор по вороту красными нитками. — Из Новугорода Низового путь не близок…
— То-то и оно. Да по зимнику… В такую-то непогодь, — кивнул князь на заиндевевшее слюдяное оконце. — Кой день поземка крутит…
Дмитрий Константинович поднялся с лавки, потянулся до хруста и подошел к окну.
— Ветер-то как завывает… Надо бы наказать истопить баньку. Андрею с дороги косточки погреть самое дело. Промерз ведь поди, — произнес князь и направился было к выходу, но княгиня Анна его остановила.
— Уже истоплена. Я еще с утра распорядилась, — довольная собой, пояснила княгиня. — А ну как ты захочешь себя парком потешить. На семи травах парок-то, как ты любишь.
Князь улыбнулся и, присев на лавку, на которой расположилась с шитьем жена, полуобнял ее.
— Сколь живу, а все удивляюсь: за какие такие дела дал мне Господь такую жену?
Анна засияла улыбкой в ответ и прижалась спиной к горячей груди мужа.
— Оно как взопрел! Сними кафтан, не то по́том изойдешь. Тогда уже не токмо братцу твоему банька занадобится, но и тебе.
— Погоди, — остановил напевную речь Анны князь Дмитрий, прислушиваясь. — Никак конский топот?
— Почудилось. За ветром разве услышишь…
— Точно на дворе гомонят.
Князь резко поднялся и устремился к двери.
— Накинь шубейку! — донеслось вслед. — Вот неугомонный! Просквозит ветром, потом поясницей мучиться будет, — больше для себя, нежели для выскочившего за дверь мужа, раздосадованно воскликнула княгиня и тоже поднялась с лавки. — Надобно дорогого гостя идти встречать. — Настена! — позвала она прислуживающую ей девку, и когда та застыла на пороге горенки, приказала: — Принеси шубу, что князь Андрей надысь подарил, и скажи нянькам, чтобы княжон нарядили и привели в трапезную. Поди, князь Андрей не без подарков…
Распаренные, разморенные братья сидели на лавке в предбаннике и неспешно потягивали квас. Видя, что Андрей заметно сдал с последней их встречи, Дмитрий участливо спросил:
— Поздоров ли? Иль княгиня Анастасия плохо кормит?
— Здоров. И ем за двоих, токмо думы гнетут. С тем и приехал.
— Зачем сам-то в такую даль тащился?
— Не доверил бумаге мысли свои и тревоги, — медленно проговорил старший брат. — Мне доглядчики из Орды вести принесли, да вести тревожные. Орда раскололась…
— Как это? — невольно вырвалось у Дмитрия.
— На части. Как ледяная глыба на мелкие кусочки. Замятня в Орде. Хана Невруза, что дал тебе ярлык на великое княжество владимирское, убил его родной сын Темир-Ходжа.
— Так он теперь правит Ордой?
— Нет. Я же сказал, что развалилась Орда на мелкие частички: ноне Булгарией правит Булат-Тимур, мордвой — князь Сигизбей, в Хаджи-Тарханы сел Хаджи-Черкес, в Заяицком юрте — хан Алибек, в Сарай-Берке сел хан Мюрид, а на Дону — Абдаллах, на самом же деле там правит его темник Мамай.
— И что с того? Нам-то какое дело до ордынских дел? Выход все едино платить надо.
— То-то и оно, а кому платить? Абдаллаху, Мамаю или Булат-Тимуру? Все захотят кусок побольше да пожирнее отхватить, — все больше раздражаясь, выкрикнул Андрей.
— А никому! Мы по осени выход в Орду везли, и в эту осень повезем. К тому времени, глядишь, и ханы со столом определятся, — рассудил князь Дмитрий.
— Ты, брат, не на Орду смотри, — снизил голос до шепота князь Андрей. — Ты на Москву посматривай, на Тверь, на Ростов… На князей своих молодших. Они-то не преминут замятней воспользоваться… Спят и видят себя на великокняжеском столе!
Помолчали. Князь Дмитрий понимал шаткость своего положения — сильна была Орда и, подними он голову, отсекли бы тут же. А ноне Орда уже не та. Ей, поди, не до Руси.
— Что решил, Димитрий? — прервал молчание князь Андрей.
— Утро вечера мудреней. Пождем, — отозвался младший брат, вставая с лавки. — Ну что, погрелись, пора и честь воздать хмельному. Аннушка, поди, заждалась, да и Марию с Евдокией дядья ждут не дождутся обнять.
— Сейчас пойдем одеваться. Только ты вот о чем подумай: может, стоит упредить князей, да по весне самим на Москву, Ростов… Спеси-то поубавить с молодших…
— Я подумаю, брат. Может, и дело ты говоришь, да супротив своих идти грешно, крови прольется немало…
— А коли на тебя пойдут? Думаешь, меньшей кровью обойдется? — сдвинул брови князь Андрей. — Уговаривать не буду. Думай и решай!
2Как в воду глядел князь Андрей. По весне московские бояре отправили посольство к хану Мюриду в Сарай-Берке за ярлыком. Подарков вручено было столько, что хан дал не только ярлык на владимирский стол, но и войско, чтобы не было сложностей у Дмитрия московского стать великим князем.
Ближе к Троице, посадив на коней троих малолетних князей — Дмитрия Ивановича, Ивана Ивановича и Владимира Андреевича, московские бояре с дружиной и ханским войском направились к Владимиру.
У Дмитрия Константиновича не было сил противостоять объединенному войску, и он ушел в Суздаль. Покинули столицу Владимиро-Суздальского княжества и бывшие с ним бояре. Русско-татарское войско без сопротивления овладело Владимиром. Дмитрий московский сел на великокняжеский стол. Через месяц он вернулся с братьями в Москву, оставив вместо себя наместника.