---------------------------------------------
Шоу Бернард
Бернард Шоу
Почти историческая одноактная комедия, сочиненная членом Королевского
литературного общества
Напоминаю читателю, что, когда я сочинял эту пьесу, цезарь, послуживший прототипом ее главного героя, еще не лежал у наших ног, низложенный и побежденный, а командовал победоносными легионами, с которыми мы отчаянно сражались. Многим он внушал такой страх, что они не могли простить мне моего бесстрашия; считалось, что я легкомысленно и глупо играю с огнем. Однако я прекрасно отдавал себе отчет в своих поступках. И цезарь в моей пьесе тоже отдает себе отчет в том, что происходит. Но во время войны наше общественное мнение заняло очень странную позицию: стоило человеку усомниться в абсолютном совершенстве немецкого государственного устройства, или в макиавеллиевской мудрости немецкой дипломатии, или во всеведении немецкой науки, или в безусловном понимании немцами исторических процессов - стоило человеку выказать малейшее сомнение в том, что для борьбы со столь превосходно оснащенным противником надо, не давая себе ни минуты отдыха, непрестанно и яростно трудиться, энергично суетиться, попрошайничать и блефовать (даже если это лишь поглощает наши силы и подтачивает нашу решимость) - и этого человека обвиняли в прогерманских настроениях.
Теперь, когда все это позади и исход сражений показал, что мы вполне могли себе позволить смеяться над обреченным Верховным Инкой, я снова попадаю в затруднительное положение: теперь может создаться впечатление, что я бью лежачего. Вот почему я предваряю эту пьесу напоминанием, что, когда она писалась, цезарь еще не был повержен. Я внимательно перечитал текст, и на всякий случай вычеркнул все, в чем можно усмотреть нечестные приемы боя. Я, разумеется, воспользовался старинной привилегией комедии высмеивать причуды цезаря - и при этом достаточно свободно и даже нагло пользовался вымыслом, дабы освободить себя и своего героя от необходимости следовать историко-биографическим фактам. Но я, конечно, предал бы эту пьесу огню, а не суду публики, если бы в ней содержался хоть один выпад против поверженного врага, на который я не решился бы в 1913 году.
ПРОЛОГ
Раздвижной занавес закрыт. Из-за занавеса появляется
английский архидиакон. Он чрезвычайно раздражен.
Говорит, обращаясь к кому-то позади занавеса.
Архидиакон. Запомни раз и навсегда, Эрминтруда: мне не по карману твоя
привычка к роскоши. (Подходит к лестнице, ведущей со сцены в партер, и
с мрачным видом садится на верхнюю ступеньку.)
Из-за занавеса появляется модно одетая дама: она смотрит
на архидиакона с молчаливым упрямством.
(Продолжает ворчливым тоном.) Дочери английского священника должно быть
вполне достаточно ста пятидесяти фунтов в год, тем более что мне стоит
большого труда выделять тебе эту сумму из семейного бюджета. Эрминтруда. Ты не простой священник, а архидиакон. Архидиакон (сердито). И все-таки мои доходы не позволяют мне содержать дочь
в роскоши, не подобающей даже особе королевской крови! (Вскакивает на
ноги и раздраженно оборачивается к ней.) К чему вы это сказали, мисс? Эрминтруда. Ну, знаешь, отец! "Мисс"! Стыдно тебе так обращаться со вдовой. Архидиакон. Стыдно тебе так обращаться с отцом! Твой злополучный брак был
чудовищным безрассудством. Тебя приучили к образу жизни, который тебе
решительно не по средствам - который мне не по средствам,- у тебя
вообще нет никаких средств. Почему ты не вышла за Мэтью, моего лучшего
викария? Эрминтруда. Я хотела, а ты мне не позволил. Ты настоял, чтобы я вышла за
Рузенхонкерса-Пипштейна. Архидиакон. Я хотел устроить тебя как можно лучше, дитя мое.