Двери подъехавшего лифта раздвинулись. Катя хотела было войти, но, подняв взгляд, невольно отступила на шаг. Из лифта выглянула Лариса.
– А я думаю, где тебя искать! – воскликнула она, увидев Катю, и вышла на площадку.
– А зачем меня искать? – передернула плечами та. – Что же ты не уехала с Кариной?
Дружески улыбнувшись, Лариса призналась, что чувствует себя неловко, оттого и вернулась.
– Я ведь так и не сказала тебе спасибо!
– Сперва пойми, стоит ли благодарить, – сдержанно ответила Катя. – Начальство у нас не мед.
– А где оно мед? – все так же доверительно заметила Лариса. – Стоит расстраиваться? Главное, будут платить.
– Они за эти деньги три шкуры с тебя снимут, – Катя взглянула на часы. – Ну, я домой.
– Погоди! – Лариса с неожиданной фамильярностью взяла ее под руку. Катя, с удивлением взглянув на нее, высвободилась. Та, не смутившись, повторила попытку. – Я хочу тебя ужином угостить в ресторане.
– О Господи! – Катя снова вырвала у нее руку, уже не скрывая раздражения. – И ты тоже?! В честь чего?!
– Ну, хотя бы в честь моего первого рабочего дня! – Лариса продолжала улыбаться, хотя уже менее уверенно. – Все-таки это ты меня сюда сосватала. Знала бы ты, как мне нужна была эта работа!
– Да уж, наверное, была нужна, раз ты в такой день сюда явилась, – бросила Катя, меряя новую коллегу взглядом. Чувства, которые она пыталась контролировать, прорвались неожиданно и оттого еще более бурно. – Сестра только что погибла, мать, говоришь, в больницу увезли, а ты как ни в чем не бывало…
– Поэтому ты так на меня смотришь? – догадалась та. На бледном худощавом лице этой девушки-подростка появилась слабая тень румянца. – Ты думаешь, мне все равно, что она умерла? Что я…
– Я ничего не думаю, – резко остановила ее излияния Катя. – Это твое личное дело.
– Ты меня считаешь чудовищем, да? – в голосе Ларисы уже звучали истеричные нотки. Ее нижняя губа отчетливо мелко задрожала, словно ее кто-то быстро дергал за невидимую нитку. – А знаешь, что у меня сейчас в душе творится?!
– Так тем более, езжай домой или к матери в больницу, зачем мне твой ресторан. – Катя видела, что девушка вот-вот заплачет, но никак не могла справиться с обуревавшими ее чувствами и против воли говорила отрывисто и грубо. – Ничего ты мне не должна.
– Домой? – та словно не слышала ее. – В больницу? А если я не хочу сейчас мать тревожить? Если мне домой идти страшно? Если я хотела посидеть где-нибудь, где много людей, светло, весело и музыка играет?
– Извини, – Катин боевой настрой внезапно исчез. Теперь она испытывала раскаяние из-за того, что так беспощадно осуждала эту девушку. Лариса, отвернувшись к стене, по-мальчишески утирала слезы сжатым кулаком. Порывшись в сумке, Катя отыскала носовой платок.
– Возьми. Да бери же! И прости, если я сказала лишнее. У меня настроение ужасное.
– Так может, – всхлипывая, та взяла платок и вытерла им глаза, – посидим вместе, выпьем? Я так хочу поговорить с кем-нибудь! Все, все рассказать!
Если бы не это последнее восклицание, Катя скорее всего снова отвергла бы приглашение. Но «все-все» относилось к девушке, воспоминание о которой не давало ей покоя весь этот долгий день. Лариса обернулась и выжидающе смотрела на нее, машинально продолжая вытирать платком сухие щеки.
– Хорошо, пошли, – решилась наконец Катя. – Я знаю неподалеку одно место. Но с условием – счет пополам.
Ресторан, куда она привела свою новую знакомую, был хорошо известен всей сценарной группе. Это было скромное заведение, переделанное из советской столовой самообслуживания и сохранившее прежнюю планировку. В одном углу зала располагалась барная стойка с непритязательным выбором напитков, в другом – дверь в кухню, откуда появлялись официантки с подносами – все, как одна, некрасивые блондинки с измученными лицами и апатичными движениями. Интерьер отличался скупой банальностью, кухня смахивала на домашнюю, но была не так вкусна. Катя бывала здесь не раз в обществе Карины и других коллег из группы. Сюда заходили, чтобы отметить какое-нибудь событие, для которого буфет на работе казался слишком казенным местом. Здесь можно было курить, и местные официантки могли многое порассказать об упившихся в прах сценаристах. Барменша кивнула вошедшей Кате как старой знакомой.
– Заказывай смело, тут все можно есть. – Усевшись за столик, Катя достала мобильный телефон и взглянула на экран. Приходя на работу, она отключала звонки вызовов, чтобы не раздражать начальство.
«Сергей не позвонил. Хотя почему он должен был позвонить? Разве не все ясно?» Кате не хотелось признаваться себе, что, несмотря на безоговорочный разрыв, она все еще ожидала чего-то. Звонка, sms, каких-то слов, которые так и не были сказаны в эту мучительную бессонную ночь. Она была даже благодарна Ларисе, которая отвлекла ее от нахлынувших горьких мыслей.
– Я бы сразу выпила, – предложила она, заглянув в меню. – Водки, да? Или ты против?
– Пей, что хочешь, я этого не люблю, – отмахнулась Катя.
Когда им принесли заказ, Лариса торопливо налила в свою рюмку холодной водки из графинчика и жестом поторопила Катю:
– Ну, давай же, пора расслабиться!
А залпом проглотив водку, зажмурилась и сипло проговорила:
– Упокой, Господи, ее душу!
Катя отпивала из бокала грейпфрутовый сок и наблюдала, воздерживаясь от реплик. Она уже не знала, что думать об этой резковатой, мальчишеского вида девице. Лариса снова всплакнула и снова налила рюмку до краев:
– Помянем Вику? Неужели не выпьешь?
– Ну, давай, – решилась Катя и плеснула в свой сок немного водки. – Меня сразу развозит, но, наверное, хватит денег на такси. Вместе и поедем.
– Ты ведь видела, как это случилось? – Лариса отставила в сторону пустую рюмку и растерла ладонями раскрасневшееся лицо. – Видела, как она спрыгнула?
– Нет, – тихо ответила Катя. – Я вышла на балкон, когда все уже было кончено.
– Мы были в шоке, – Лариса перевела дух и достала сигареты. – Это случилось так вдруг, на ровном месте… Из-за глупости, из-за такой чепухи! Представляешь, мать не давала ей денег на сапоги! Вика требовала двести долларов, ну а у нас денег в последнее время кот наплакал… Я временно не работала, мать замучилась со своими суставами, перешла на полставки, а сама Вика…
Лариса с отчаянием махнула дымящейся сигаретой.
– Ее заработки можно не считать. Она все тратила на свои же тряпки!
– Ты хочешь сказать, что твоя сестра бросилась с балкона из-за сапог?! – не веря своим ушам, переспросила Катя.
– Они начали скандалить в десять вечера, – кивнула Лариса, глотая дым, – и всю ночь ходили друг к другу в спальни, включали свет, продолжали ругаться… Я не спала из-за них, сто раз просила успокоиться, мне же надо было сюда ехать! В пять утра Вика вдруг стала одеваться, решила уехать к подружке. Через полчаса открывалось метро… Мать набросилась на нее, стала кричать, что если Вика уходит – пусть убирается совсем, она тут никому не нужна со своими истериками!
Девушка прерывисто всхлипнула, заново переживая сцену, разыгравшуюся на рассвете.
– На самом деле, мама, конечно, так не думала! Она просто хотела, чтобы Вика пришла в себя, иногда ее можно было припугнуть… Они в принципе редко ругались, только из-за денег… А Вика сказала так зло, прямо процедила, – ладно, я уйду навсегда. Только… – Лариса задохнулась, глотая вновь прихлынувшие слезы, – она не к двери побежала, а к балкону! Мы за ней, думали, она комедию ломает, ну кто бросается с седьмого этажа из-за сапог?! А она, она… Закричала что-то, так страшно, непонятно, и выпрыгнула… Я понять ничего не успела, только вижу – ее нет уже на балконе… В первую минуту мне вообще показалось, что все это не по-настоящему, потому что вытворить такое из-за сапог… Из-за каких-то проклятых сапог!
– Ужас, – еле слышно произнесла Катя. Лариса залилась слезами, и она обращалась не к ней, а к самой себе. То, что ей пришлось услышать, звучало так неправдоподобно и дико, что плохо соотносилось в ее сознании с утренней трагедией. Девушка с лицом античной статуи погибла из-за нелепости, минутной истерики, из-за пары сапог… Выбрала такой страшный способ отомстить матери, такой способ самоубийства, который мог закончиться не смертью, а пожизненной инвалидностью, уродством, потерей человеческого облика, способности мыслить, чувствовать, осознавать свое существование на свете…
«Конечно, она не обдумывала ничего, не представляла своего изуродованного трупа, или инвалидной коляски, или коматозной койки… Просто взяла да спрыгнула, вернула Создателю все его дары, разом решила все вопросы. Как это глупо! Глупо, жестоко, никому не нужно!»
– Невозможно поверить, что все вышло из-за сапог, – Катя слегка отстранилась, чтобы официантка разместила на скатерти принесенные тарелки. – Закуси, не пей так… И вообще, лучше не пей. У нас из-за этого сразу вышибают из группы. На моих глазах уволили двух таких талантливых ребят! Они писали лучше всех нас вместе взятых, никогда не подводили со сроками сдачи, вообще никаких проблем не создавали. Только вот пили и, бывало, приходили на работу с похмелья или навеселе. Их и уволили, выбросили на улицу, как паршивых собак.