Культурно взяли, сделали нормальную аудиозапись разговора, изъяли иконы и газовый револьверчик, переделанный для стрельбы боевыми. Татарин, может, и отделается условным, а Волчок пойдет в зону гарантированно и надолго.
В общем, дело мы сделали, потом душевно отметили успех, и никакими бумажными делами я заниматься, конечно, не стал. Если сказать по правде, мне все уже было до фонаря. К тому, что произошло на другой день, я был подготовлен всей цепочкой предыдущих событий.
А вечером я затеял навестить Костыля. Визит получился что надо. Дверь мне открыла Костылева жена — маленькая и серенькая, как мышка. И глаза у нее были мышиные — тревожные. А под глазом наливался синяк.
— Костя, — сказала она, — спит.
Я потоптался в прихожей… Неловко как-то. А она спросила: не хочу ли, мол, чая? Я согласился, видел, что она здорово не в себе, и согласился. Зря, наверно… Потом, когда уже чай пили и я пытался как-то поддерживать разговор, который никак не хотел поддерживаться, она вдруг заплакала. Я растерялся. И не знал, что говорить. И говорил какую-то ерунду, что, мол, жизнь не кончилась и надо, мол, набраться мужества… А она вытерла слезы и сказала:
— Козел!
Я опешил. А она смотрела на меня страшными глазами, стирала потекшую косметику, и синяк обнажался все явственней из-под слоя грима.
— Ты козел, Дима. Зачем ты пришел? А? Мужеству меня поучить? Объяснить, что жизнь не кончилась? Ах какой ты умный! Ты бы лучше умишко включил, когда с пистолетом вы…бывался. Ты, Дмитрий Борисыч, мужика моего в инвалида превратил… Жизнь, видите ли, не кончилась! Для Кости — кончилась. И для меня кончилась… Видишь синяк? Видишь? Это он ударил, когда я за водкой бежать отказалась. Понял? Ты понял? У него теперь день с водки начинается и водкой же заканчивается. А ему пить нельзя. Вообще ни капли нельзя. Но он не может уже… и меня бьет. Я сына к матери отвезла, чтобы он этого кошмара не видел. А ты: жизнь не кончилась. Ты дурак, Дима?
Вот так я навестил своего товарища по оружию.
А утром приехал проверяющий. Аж из самой столицы. Из аппарата МВД. А аппарат МВД — это вам не хрен собачий… Хотя мне, признаюсь, после «беседы» с женой Костыля все стало по барабану.
Проверяющий отобрал несколько дел из моего сейфа и ушел с ними в специально отведенный кабинет — работать. Работал он до обеда. После обеда проверяющий, полковник МВД Олег Юзбарович Мудашев, снова вошел в мой кабинет. На скуластом лице Мудашева были следы некоего томления духа. Наверно, ему, как и мне, хотелось пива… или, допустим, кумыса от любимой белой кобылицы. Я бы и сам с удовольствием выпил кумыса и посидел в тени юрты вместе с полковником Мудашевым, наблюдая, как ветер гонит волны по степи. Я, конечно, кумыса никогда не пробовал, но вот Штирлиц — он срочную в братской Монголии служил — говорит, что нормальная штука. Только привыкнуть надо.
— Полковник Мудашев, — сказал полковник Мудашев.
— Старший оперуполномоченный капитан Петрухин, — сказал я.
И началась проверка моей работы. За без малого шестнадцать лет моей пахоты в уголовном рыске проверок было немало… Я не знал, что эта окажется последней. Хотя, наверно, обязан был почувствовать что-то. Но ничего я сначала не почувствовал.
«Кумыс, — говорил Славка Штирлиц, — отличная штука. Сначала, конечно, не того… Зато потом! Только привыкнуть надо».
Привыкнуть, наверно, ко всему можно. Даже к министерским проверкам. Вот только надо ли привыкать?
— А почему, — спросил Мудашев, поднимая голову от бумаг, — у вас, капитан, не подшит ответ на запрос в Петрозаводское управление?
— Потому, что они не дали ответа. Полковник посмотрел на меня поверх очков и сказал:
— То есть как?
— Этот вопрос нужно задать им, товарищ полковник.