Нам бы поесть, отоспаться и дождаться весны. Правильно я вас понимаю?
- Семен Афанасьевич, - развязно говорит Плетнев, - Володин - он дурак. Напрасно вы на него внимание обращаете.
- Володин не глупее тебя. И уж во всяком случае честнее. И он сказал правду. Верно, Разумов?
Разумов опускает глаза. У него длинные, мохнатые ресницы, от них на щеки ложится тень. Он молчит.
- Идите спать. Но вот что я вам скажу: стыдно стоять в стороне, когда остальные работают честно. Таких зрителей никто уважать не станет. А сверх того, предупреждаю: еще одна самовольная отлучка - и я вас больше в дом не пущу. Идите.
8. ТОЧКА ОПОРЫ
Многое, что доставалось Антону Семеновичу ценою крови и бессонных ночей, мне досталось просто, без усилий - по наследству. Я знал, что самая первая, неотложная моя задача - создать коллектив. Я не сомневался, не спрашивал себя, не приводил никаких за и против - я знал. А знать твердо, без сомнений - это большая, ни с чем несравнимая опора и поддержка. Зная, идешь к цели увереннее. Зная, не позволяешь тревоге овладеть собой. Неизбежные препятствия не обезоруживают, они только заставляют еще упорнее искать и, думать.
У опыта нет общей школы, всех своих учеников он учит порознь. Но в те первые дни, уверен, я действовал, как действовали бы сотни, тысячи других на моем месте. Потому что открытие всегда одинаково - и те, кто на корабле, завидев землю, всегда закричат: "Земля!", а не что-нибудь другое только из. желания быть оригинальными. Я не был оригинален. Я делал то, что делал бы каждый на моем месте, и еще раз убедился: если человек живет плохо, он равнодушен к тому, что будет жить еще хуже. Но если сказать ему: "Давай будем жить хорошо!" - и если он искренне поверит, что ты хочешь помогать ему, то не будет предела его воле к лучшему, как не положено предела счастью и радости. Это самые могучие рычаги на свете, или, пожалуй, это и есть те самые точки опоры, с помощью которых можно перевернуть мир.
А пока мы переворачиваем все в своей маленькой республике, и я снова и снова убеждаюсь - нет на свете такого человека, который не захотел бы услышать слова: "Давай сделаем так, чтобы было хорошо!" Такие слова слышны далеко, и они будят спящих.
Первые шаги были уже сделаны. Прежде всего ребятам высказано прямое и четкое, не допускающее возражений требование. Без такого требования дисциплинировать разболтанную толпу детей нельзя - об этом постоянно говорил Антон Семенович, и это я снова понял, очутившись один на один с ребятами. А потом видишь - на твою сторону перешел один, другой, третий... Тогда можно сказать, что образовалось ядро и есть на кого опереться. С этим надо спешить.
Я видел: здесь, в Березовой поляне, ядро уже возникло. Были ребята, с которых прежний грязный налет слетел сразу же. Они приняли новый строй жизни радостно и бесповоротно, словно только того и ждали. Но коллектива еще не было. Вот когда дисциплина перестанет быть только нашей воспитательской заботой и станет заботой всех ребят, когда она станет традицией и за ней будут наблюдать не от случая к случаю, а постоянно и ежечасно, когда появятся у нас общие цели и общие мысли, общая радость и общие желания, вот тогда-то можно будет сказать: коллектив есть!
Я получил в наследство и еще одно драгоценное знание, которого, конечно, в ту пору не нашел бы ни в одной книге. Я не только знал, что все силы надо положить на организацию коллектива, - я знал, что без точно найденной организационной формы коллектив не построить. И тут не приходилось заново придумывать и искать. Мне только не терпелось скорее дать новую жизнь тому, что родилось в колонии имени Горького и в коммуне имени Дзержинского.
Ведь Антон Семенович никогда не говорил только "надо". Он всегда объяснял и показывал, как надо.