Я вдруг отметил про себя, не открывая глаз, что все еще смотрю на книгу… Я мгновенно осознал, что все это не игра воображения — я действительно смотрел на книгу. От дикого, непередаваемого ужаса я совершенно оцепенел и мгновенно покрылся холодным липким потом. ГЛАЗА МОИ БЫЛИ ЗАКРЫТЫ, А Я ВСЕ ЕЩЕ ПРОДОЛЖАЛ СМОТРЕТЬ НА КНИГУ… Причем я видел ее как бы пятью парами глаз сразу. НО ГЛАЗА МОИ БЫЛИ ЗАКРЫТЫ!… Это я понимал совершенно определенно — не было никаких сомнений.
К этому жуткому шоку, значение которого я даже еще не осознал до конца и просто еще не пришел в себя, добавился вдруг еще один — я явственно почувствовал, что смотрю на книгу не один. Не «как бы не один», а… НЕ ОДИН… Ясно осознавая, что в комнате, кроме меня, нет больше никого. Нет и быть не может.
Я медленно приоткрыл глаза, чувствуя, что сердце мое вот-вот выскочит наружу от страха. Приоткрыв их, я увидел книгу, под каким-то другим углом зрения. Вернее, не под каким-то, а под нормальным, обычным углом, — так, как я вижу ее каждый день. Это тот, первый взгляд был «каким-то». Это он смотрел на книгу под другим углом зрения, как-то немного снизу, как если бы я опустил голову на уровень подлокотника кресла, на которых лежали мои руки и смотрел бы на книгу. Но это был не мой, другой взгляд. Я смотрел на книгу своими собственными глазами и не хотел знать ничего другого, но… тот, другой взгляд, был, все-таки… тоже моим… И не моим в то же самое время… Все это было выше моих сил и в определенный момент, уже на самой грани умопомешательства сработала защитная реакция моего мозга — я внушил себе (правда всего на несколько секунд), что все, что я вижу — просто галлюцинаторный бред в чистом виде и мне немедленно надо показаться невропатологу или даже психиатру. В этой спасительной для моего перенапрягшегося мозга иллюзии я пребывал, однако, не долго. Посмотрев на руки, я увидел что мои пальцы дико растопырены от боли и чуть ли не выгнуты в обратную сторону от сводящих их судорог. Я сделал неимоверное усилие, чтобы поднести руки к лицу и рассмотреть их поближе и тут случилось самое страшное… Я стал медленно падать навзничь — передо мной промелькнули книжный шкаф, потолок, показалась уже противоположная стена, которая была у меня за спиной. И в то же самое время… я отчетливо видел, что никуда не падаю, что все на месте и к моему лицу плавно поднимаются мои же руки…
Увидев то, что было на моих пальцах, я издал пронзительный вопль ужаса, который слышен был, наверное, всей округе.
Кожа и ткани на концах всех десяти моих пальцев лопнули и разошлись в стороны, а из этих кровоточащих разрывов… НА МЕНЯ СМОТРЕЛИ ДЕСЯТЬ НЕПЕРЕДАВАЕМО УЖАСНЫХ И ЗЛЫХ ГЛАЗ С ЯРКО ИСКРИВШИМИСЯ ЖЕЛТО-ЗОЛОТЫМИ РАДУЖНЫМИ ОБОЛОЧКАМИ!!!… Я думал, что умру от ужаса в ту же секунду, но это было еще не все. Одновременно с тем, что я видел собственными глазами, я увидел и собственное лицо — теми же глазами, что были у меня на пальцах… Это лицо действительно было моим, но… это было лицо монстра.
На вершине холма показались багги Ричарда, а уже через несколько минут она с диким ревом влетела во двор и остановилась как вкопанная прямо напротив веранды. Движок был без глушителя, работал неровно и время от времени гулко стрелял выхлопными газами, выбрасывая снопы искр. Настоящее чудище техники. Я тоже не заставил себя ждать и быстро спустился вниз по плоской дорожке, пристроенной сбоку от обычных ступеней лестницы специально для моего кресла-каталки. Заперев входную дверь, я подъехал к «машине» Ричарда и он помог мне забраться внутрь, а каталку забросил на заднее сиденье.
— Ол райт, Артур. Показывай, куда ехать.
Я молча показал рукой в сторону моря — туда, где Большая Дюна постепенно спускалась к земле на самом конце мыса. Ричард кивнул головой, включил скорость и энергично нажал на газ. Задние колеса с визгом сделали несколько оборотов на месте и лишь после этого машина резко рванула вперед, как будто бы мы собирались взлетать. У Ричарда такая сумасшедшая манера езды и обычно я поругиваю его за это, но тогда это меня совершенно не волновало — слишком многим в тот момент была занята моя голова, чтобы поучать Ричарда, как ему правильнее водить машину. Глаза на пальцах вели себя, к тому же, особенно беспокойно — они с силой тыкались в бинты, отрезавшие их от внешнего мира, как будто пытаясь разглядеть сквозь них хоть что-нибудь. Они словно умоляли меня снять с них повязки.
Подпрыгивая на неровностях, багги стремительно неслась к морю, а с невысоких песчаных дюн даже, казалось, взлетала в воздух. Слева от нас, в кроваво-красном мареве, солнце начинало уже опускаться за горизонт. А прямо перед нами собирались тяжелые свинцово-серые грозовые тучи. Собирались и грозно надвигались прямо на нас. Вдруг в той стороне, довольно еще далеко, впрочем, от нас, между тучами и совершенно черной поверхностью воды под ними ослепительно вспыхнула очень сильная молния.
— Возьми правее, Ричард, — сказал я. — Вон к тому навесу. Ричард подъехал к навесу, объехал его вокруг и остановил машину. Выйдя наружу, он достал из багажника лопату. Увидев ее, я вздрогнул.
— Где? — спросил Ричард и внимательно посмотрел на меня.
— Здесь, — указал я ему пальцем точное место в нескольких метрах от машины.
Он подошел к нему медленными шагами, постоял несколько секунд в нерешительности и, наконец, осторожно воткнул лопату в песок. Копал он очень долго. А может, мне только так показалось. Песок, который он отбрасывал в сторону, выглядел очень сырым и тяжелым. Грозовые тучи, тем временем, росли прямо на глазах, наливались чернотой и охватывали уже довольно большую часть горизонта, грозно и неотвратимо надвигаясь на нас. Тонны воды, обрушивавшиеся с них в море, выглядели очень впечатляюще, да еще и подсвечивались с левой стороны зловещими кровавыми отблесками заходящего солнца.
Еще задолго до того, как Ричард закончил копать, я уже знал, что тела мальчика он там не найдет. Они убрали его оттуда. Прошлой ночью руки мои не были завязаны — следовательно, они могли видеть и действовать. Уж если они смогли использовать меня для того, чтобы убить мальчика, то, значит, они могли использовать меня и для того, чтобы перенести его тело в какое-нибудь другое место, даже если бы я спал в это время.
— Здесь нет никакого мальчика, Артур, — послышался голос Ричарда. Он подошел к машине, закинул лопату в багажник и устало опустился на свое сидение рядом со мной.
Показалась яркая почти ничем не закрытая луна. Быстро приближающаяся гроза была, по-видимому, настоящей бурей. То и дело нас ослепляли небывало яркие молнии и сотрясал оглушительный гром. На песок уже начали ложиться первые мрачные тени надвигающейся грозной стихии. Внезапно поднявшийся ветер швырял в машину песок с такой силой, что она ходила ходуном. В пальцах у меня появился сильный зуд — глаза очень хотели наружу.
— Значит, они все таки использовали меня и для того, чтобы перенести его тело в другое место, — взволнованно заговорил я скороговоркой, уставившись в одну точку. Каким, должно быть, бредом звучали мои слова для Ричарда — ведь он тогда почти совсем ничего не знал.
— Они могут управлять мной, — продолжал я. — Когда я развязываю руки, они получают возможность управлять мной. Они способны в любой момент подчинить меня себя полностью и могут манипулировать мной как угодно, направляя мои действия по своему усмотрению, даже если я находясь в бессознательном состоянии. Когда мои руки развязаны, я становлюсь для них как бы дверным проемом, каналом их связи с нашим миром. По несколько раз в день, когда руки у меня развязаны от нестерпимого зуда, я обнаруживаю себя стоящим в совершенно, порой, неожиданных для меня местах — в саду, например, или перед картиной, которая висит меня в гостиной. Все эти места и предметы хорошо знакомы мне, но я совершенно не помню, как я к ним попал. В памяти начисто отсутствуют довольно большие промежутки времени. Они просто отключают на это время мое сознание. Это ужасно, Ричард… Я больше не в силах жить в этом кошмаре!..
— Артур. — Ричард успокаивающе положил мне руку на плечо. — Пожалуйста, Артур, не надо. Перестань.
В слабом отблеске заката я увидел, что его лицо, повернутое ко мне, полно сострадания.
— Ты сказал, что ты там где-то «стоял» перед чем-то, что ты «перенес» тело мальчика… Но это же невозможно, Артур! Ты же не можешь двигаться, кроме как на кресле-каталке. Вся нижняя половина твоего тела мертва!
— Она тоже мертва, — сказал я, — положив руку на приборную панель машины. — Но ты садишься в нее и заставляешь ее ехать. Ты можешь, если захочешь, убить ее, пустив с обрыва в пропасть и она ничем не сможет помешать тебе в этом, даже если захотела бы!
Я слышал, что мой голос поднялся уже очень высоко и звучал теперь совершенно истерично, но мне было не до этого в тот момент.
— Я — дверной проем! — кричал я ему в самое лицо. — Как ты не можешь понять?! Они убили мальчика, Ричард! Убили моими руками! И моими же руками перетащили его тело в какое-то другое место!