Я слышал, что мой голос поднялся уже очень высоко и звучал теперь совершенно истерично, но мне было не до этого в тот момент.
— Я — дверной проем! — кричал я ему в самое лицо. — Как ты не можешь понять?! Они убили мальчика, Ричард! Убили моими руками! И моими же руками перетащили его тело в какое-то другое место!
— Я думаю, тебе необходимо срочно показаться врачу, — стараясь говорить спокойно, ответил мне на это Ричард. — Поехали назад. Хочешь, я сам отвезу тебя завтра или даже сегодня к одному своему знакомому очень хорошему докто…
— Подожди, Ричард! Ты можешь проверить! Разузнай насчет этого мальчика! Ведь он действительно не вернулся вчера домой! Он мертв, говорю я тебе! Мертв!
— Но ты же сказал, что не знаешь его имени,
— Он наверняка из той деревушки что начинается сразу за почтой! Спроси…
— Я уже говорил об этом сегодня вечером по телефону с Мод Харрингтон. Это местная сплетница с самым длинным и любопытным во всем штате носом. Уж она знала бы об этом наверняка. Тем более, что прошли уже целые сутки. Но она сказала, что ничего не слышала и ничего не знает о том, что кто-то пропал прошлой ночью.
— Но это же местный парнишка! Его исчезновение просто не может остаться незамеченным?
Ричард потянулся, чтобы включить зажигание, но я остановил
— Смотри! — выкрикнул я и начал развязывать руки.
Над заливом, совсем уже недалеко от нас, вспыхнула ослепительная молния невероятной яркости и грохнул оглушительный гром.
Я не пошел к доктору и не стал звонить Ричарду еще раз. Вместо этого я провел три недели дома, почти не выходя на улицу. Всякий раз, когда по необходимости, все-таки, приходилось это делать, я плотно перевязывал свои кисти несколькими слоями бинтов. Три недели. Три недели слепой надежды на то, что эта страшная напасть оставит меня… Уверен, что поступил тогда правильно. По крайней мере — рационально для самого себя. Если бы я был здоровым полноценным человеком, которому не нужно кресло-каталка и который ведет обычный образ жизни и имеет нормальное окружение, то я, может быть, отправился бы к доктору Фландерсу или, по крайней мере, рассказал бы обо всем Ричарду. Я мог бы, наверное, сделать это и без всех этих оговорок, в том состоянии, в котором я находился тогда на самом деле, но всякий раз, когда появлялась эта мысль, я вспоминал о трагической судьбе тети, которая из-за болезни проказой была обречена оставаться практически всю свою жизнь совершенно изолированной от людей пленницей и, в конце концов, была съедена заживо своей болезнью, одиночеством и, в результате, — безумием… Мысли о том, что такая же печальная участь может постигнуть и меня, заставляли меня сохранять все в глубокой тайне и молиться, молиться, молиться за то, чтобы, проснувшись когда-нибудь утром, я посмотрел на свои чистые пальцы и вспоминал обо всем этом как о дьявольском сне.
Все это были, конечно, безнадежные наивные мечты.
Постепенно я почувствовал ИХ. ИХ… Неизвестный неземной Разум. Меня никогда не интересовало, как они выглядят и откуда они пришли. Я был их дверным проемом, их окном в этот мир. Я слишком хорошо понимал, насколько они опасны, отвратительны и страшны, как несоразмеримо их мир отличается от нашего. Слишком хорошо чувствовал их страшную слепую ненависть. И все это время они вели молчаливое мрачное наблюдение за нашим миром. А я невольно помогал им в этом, не в состоянии никак воспротивиться. Постепенно я начал понимать, что они просто используют меня в своих целях, что они просто-напросто управляют мною.
Когда в тот вечер мальчик, как обычно, возвращался мимо моего дома с пляжа, он приветливо помахал мне рукой и улыбнулся. Судя по его виду, своим сегодняшним уловом он был вполне доволен. Я сидел, как всегда, на веранде и, мрачно размышляя о своих проблемах, решил, наконец, связаться по телефону с мистером Крессуэллом из департамента ВМС США. Я пришел, все-таки, к выводу, что то, что случилось со мной, началось именно во время нашей экспедиции на Венеру пять лет назад. «Пускай, — думал я, — они изолируют меня на всю оставшуюся жизнь от людей, пусть обследуют меня сколько и как угодно, пусть вообще делают со мной все, что захотят — лишь бы положить конец этим безумным ночам, когда я просыпаюсь в совершенно неожиданных для меня местах, а руки мои живут как бы сами по себе и наблюдают, наблюдают, наблюдают…
Однажды я пытался, дойдя до отчаяния, выколоть эти ужасные глаза первым же попавшимся под руку острым предметом. Подвернулся остро заточенный карандаш, но как только он приблизился к первому глазу, руки мои пронзила резкая мучительная боль, разом охватившая и все мое тело. Я думал, что умру от нее через пару секунд. Карандаш упал на пол и боль, не сравнимая совершенно ни с чем, утихала очень долго. Таких адских страданий я не испытывал раньше никогда в жизни и подобных экспериментов больше не устраивал.
Вместо того, чтобы тоже ответить мальчику приветливым взмахом, обе мои руки, помимо моей воли, вдруг разом судорожно потянулись к нему и я с ужасом вспомнил, что они у меня не забинтован ы… Все десять глаз, светясь в сумерках, разом уставились на бедного перепуганного мальчугана. Он остановился как вкопанный и смотрел на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. Я почувствовал, как мое сознание быстро заволакивается густой непроницаемой пеленой и уже в следующее мгновение я полностью утратил контроль над собой. Дверь открылась… и я стал дверным проемом. Слепым исполнителем чужой неведомой воли. Не помня себя, я оказался на улице и кинулся по песку за удирающим что было силы насмерть перепуганным парнишкой. Ноги были как деревянные и слушались очень плохо, но, все же, бежал я довольно быстро. Мои собственные глаза были закрыты и все, что я видел, я видел глазами моих пальцев. Картина эта была совершенно фантасмагорической. Впереди мелькала худенькая фигурка убегающего от меня в сторону общественного пляжа мальчонки. Все цвета и даже формы были каким-то фантастическим образом искажены, что придавало всему происходящему особенный оттенок, присущий монстрам. Мыс, например, выглядел как гигантская гипсовая декорация, а небо над ним было неестественного сочного пурпурного цвета. Глаза на пальцах просвечивали мальчишку как мощный рентгеновский аппарат — я видел перед собой бегущий скелет с ярко светящимися костями, скелет, цепко держащий левой рукой свою металлическую сетку для просеивания песка. Плоти не было видно почти совсем.
О чем, интересно думал этот бедный безымянный мальчонка в последние минуты перед смертью? О чем он думал, рассыпая на бегу набранную за несколько часов кропотливого труда мелочь и даже, наверное, не замечая этого, цепко держа в руке свою сетку и почти ежесекундно оборачиваясь на настигающего его страшного человека, который, спотыкаясь и ковыляя, упорно преследовал его, зажмурив глаза и вытянув вперед руки как слепой? Что он думал, видя на тянущихся к нему руках ужасные желто-золотые глаза? И что он подумал за секунду до смерти, когда эти страшные руки с глазами взметнулись вверх и сделали так, что в следующее мгновение его голова разлетелась мелкими брызгами на десятки метров вокруг?..
Я не знаю…
Зато я знаю, о чем думал я.
Я думал, насколько это позволяли мои мозги о том, что только что побывал у ворот в ад и что скоро я отправлюсь туда насовсем.
Ветер с силой трепал повязки, когда я разматывал их. Как будто пытался помочь мне.
На жуткие черные грозовые тучи, которые были уже почти над нами, падали последние багровые отблески заходящего солнца. Буря надвигалась стремительно и вот-вот должна была обрушить на нас страшные массы воды и ураганный ветер. Но мы как будто даже не замечали этого.
— Ты должен пообещать мне, Ричард, — наклонился я к его уху, перекрикивая ветер. — Ты должен пообещать мне, что как только ты почувствуешь что-то неладное, ты убежишь… Как только тебе покажется, что я могу… причинить тебе какой-нибудь вред… Ты понимаешь меня?
Ветер с силой трепал ему волосы и ворот рубашки. Все лицо было напряжено, а глаза превратились в маленькие щелочки от хлеставшего в них песка.
Я решительным движением сдернул последние повязки с глаз на пальцах и внимательно посмотрел на Ричарда. Все десять глаз вытаращились, конечно же, тоже на него.
— Теперь ты видишь их сам, собственными глазами! — хрипло крикнул я.
Лицо Ричарда, лицо, которое я так хорошо знал, лицо несомненно смелого, бесстрашного человека мгновенно вытянулось, а нижняя челюсть отвисла. Он инстинктивно отпрянул от меня и выскочил из машины. Вспыхнула ослепительная молния и гром ахнул прямо над нашими головами. В следующее мгновение на нас обрушился адский поток воды.
— Артур… — прочитал я по беззвучно двигавшимся на искаженном ужасом лице губам Ричарда.
Как он был напуган!.. Как мог я подвергнуть его такому жестокому испытанию, такому страшному шоку?!