Андрей Кокоулин Артефакт
В ряду прочих домов на проспекте, серых, белых и бледно-желтых, этот выделялся багровым камнем фасада и всего пятью этажами. Два ряда окон, под окнами — крохотные балкончики с ажурными литыми перильцами, выступ лифтовой шахты, контрфорсом, строго по центру.
И одна дверь.
Домофон с десятью пронумерованными кнопками находился от двери справа — в позеленевшей медной оправе.
Кромпет нажал номер девять.
— Кто? — раздалось в динамике под оправой.
Кромпет наклонился, едва носом не касаясь кнопок.
— Альфред Кромпет, мемматик, вы оставили заказ…
— Поднимайтесь, — грубо оборвал его голос.
Щелкнул замок двери.
Пол в холле был в темно-зеленую и светло-зеленую клетку. Широкая лестница, огибая лифтовую площадку, уходила вверх. Два фонаря скрещивали тени под острыми углами. Тянуло кондиционированной свежестью. Хвойной.
Кромпет осмотрелся (неплохо, но чересчур ретро) и вызвал лифт.
В закрытой стальным листом шахте загудел привод.
Кромпет поправил узел галстука, переложил рабочий чемоданчик из руки в руку и подтянул манжету. Убрал с брючины нитку.
И где он их все время подхватывает? Наверное, в пневматическом экспрессе. Уж за свое белье он спокоен, оно каждый день из чистки.
Звякнуло. Стальной лист с лязгом отъехал в сторону. Нитка белым завитком осталась лежать на полу.
В лифте работала видеопанель, и Кромпет просмотрел и прослушал репортаж о креветках на озерах Сулавеси, черных, красных и голубых.
Достаточно интересно.
Подъем длился восемь секунд. Креветок успели показать во всех ракурсах, даже на блюде с китайской лапшой.
Дверь девятой квартиры была приоткрыта.
Кромпет счел это приглашением и ступил в полутемную прихожую, постучав по стене костяшками пальцев.
— Господин Мирой?
Ответа не последовало.
Зеркало в позолоченной раме вернуло Кромпету настороженное выражение лица. Свет от единственного светильника растекался по потолку.
Постояв немного, Кромпет различил чучело вставшего на дыбы медведя, серебряные рубчики на темной обивке стен и пустой гардеробный шкаф.
— Проходите сюда, — раздалось из-за бархатных занавесей с кистями, закрывавших проем в гостиную.
— Господин Мирой?
По толстому ковру Кромпет прошел на голос.
В гостиной тоже было сумрачно, но гость, подготовленный прихожей, уже не чувствовал себя слепым. Кроме того, хоть плотные шторы и закрывали окно, щель с краю, видимо, нарочно оставленная, давала дневному свету возможность узкой полосой дрожать на стене. А в другом углу, освещая самого себя, горел торшер.
Кромпет подумал, что у хозяина, скорее всего, какая-нибудь фобия насчет яркого света. Непереносимость. Или же что-то с глазами.
Комната была заставлена мягкой мебелью и укутана коврами. Стены в коврах, пол в коврах, даже на диванах — попонами — ковры.
Кромпету сразу сделалось душно. Он ослабил галстук.
— Садитесь сюда, — сказали ему.
— Ку… Извините, вижу.
Господин Мирой обнаружился в одном из двух кресел с высокой спинкой, придвинутых к тонконогому столику. Сухая желтоватая ладонь его показывала Кромпету на свободное место по соседству.
— Здравствуйте, — сказал Кромпет и сел, положив чемоданчик на колени.
— Не темно?
— Так даже лучше.
Господин Мирой кивнул, словно и не ожидал от Кромпета других слов.
Он был маленький и тщедушный. Он походил на мальчика, забравшегося в отцовское кресло. Серая рубашка, темные брюки. Большая голова. Ежик седых волос.
Черты лица в сумраке казались зыбкими.
— У вас хорошая квалификация? — спросил господин Мирой.
Кромпет приподнял голову, пытаясь сообразить, имеет ли вопрос подоплеку.
— В городе есть еще Кристофер Саузен, мы примерно одного уровня, все остальные ниже.
— Да, я наводил справки.
Кромпету показалось, что губы господина Мироя разошлись в слабой улыбке. Это его неожиданно раздражило.
— Я не имею обыкновения врать, — произнес он, щелкнув замками чемоданчика. — Любые воспоминания в любой возрастной период непрерывным сроком до пяти субъективных лет. Также мем-вставки от нескольких минут до месяца. Синтез-компиляции, склейки…
— Да-да, — остановил его жестом Мирой. — Скажите, а воспоминания могут быть любыми?
— Да, — кивнул Кромпет. — Правда, в случае, скажем, воспоминаний, имеющих мало сцепок с реальностью, грубо говоря, фантастических, придется ставить маркеры, то есть, метки, чтобы вы не впали в диссонанс с окружающим миром.
— Я знаю, что маркеры ставят на любые искусственные воспоминания.
Кромпет пожал плечами.
— Это, скорее, уже наши, профессиональные значки, отличительная мемматическая подпись, к тому же вам она будет совершенно не заметна.
Мирой помолчал.
— Господин Кромпет, — спросил он наконец, — можете ли вы, как профессионал, однозначно определить, является воспоминание настоящим или ложным?
Кромпет задумался.
— Наверное, да. Если оно будет значительным по времени. Тогда по артефактам, по мематическим грифам…
— Мне бы хотелось, — Мирой наклонился вперед, — чтобы вы сказали мне, какие мои воспоминания — не мои.
Мемматик обнаружил, что смотрит прямо в усталые, обведенные черными кругами глаза.
— Я в основном… Какой период?
— Я не знаю, — Мирой откинулся обратно, на спинку. — Я не могу разобраться. Не думаете же вы, что я вызвал бы вас…
— Хорошо, я понял.
Кромпет раскрыл чемоданчик.
Две мем-диадемы он выложил на столик первыми. Затем достал таймер, висшет и медбраслет.
— Господин Мирой, — сказал он, — почему это вдруг стало для вас так важно?
— Потому что я понял, что жизнь моя…
Мирой вздохнул.
— Руку, пожалуйста, — попросил Кромпет.
Он деловито закатал рукав рубашки, растянул браслет и, пропустив через предплечье, закрепил его клиенту у локтя.
— Ну вот.
Мирой ухватил его за запястье.
— Жизнь моя совершенно не ясна мне, — быстро проговорил он. — Кто я? Что я? Тот ли я, каким был в начале? Вы должны помочь мне!
— Хорошо. — Кромпет с усилием вывернул свою руку из захвата. — Обычно меня просят создать воспоминания, а не найти фальшивые, но и ваша проблема не является уникальной.
— Нет? — с надеждой спросил Мирой.
— Нет, — Кромпет распустил галстук. — У меня был случай. Муж, жена. Вполне счастливый брак. До некоторого момента.
Говоря, мемматик включил висшет, вывел на экран стандартный мем-договор, впечатал в пустую строку: "определение/изъятие привнесенной мематической информации", обозначил сумму, указал количество сеансов — "три".
Можно было обойтись и двумя, даже одним, но Кромпет решил подстраховаться.
— Так вот, — продолжил он, — однажды муж понимает, что испытывает к жене вовсе не любовь, он понимает, что вообще с трудом ее терпит. И выясняется… Вот здесь…
Кромпет подал висшет.
— Здесь? — Мирой прижал большой палец к датчику.
— Да. Это ваше согласие на мематическое вмешательство. И выясняется, что его счастливая жизнь — фикция. Ничего не было. Ни свадьбы, ни совместно прожитых лет. Его, грубо говоря, украли.
— А ради чего?
— Наследство.
— Какой расхожий сюжет, — печально сказал Мирой.
— Тем не менее. — Кромпет поерзал, устраиваясь в кресло удобнее. — Господин Мирой, вы доверяете мне работу с вашей памятью?
Мирой, кажется, усмехнулся.
— Если в этой памяти есть мое.
— Это формальность, господин Мирой, — терпеливо пояснил Кромпет. — Все записывается в висшет, кодированные данные уходят в общий банк. Необходимо просто подтверждение.
— Да. Я говорю — да.
— Хорошо. Наклонитесь ко мне, пожалуйста.
Мирой придвинулся, опустил голову, и Кромпет нацепил мем-диадему поверх седых волос, прижав клипсы присосок к вискам.
— Зуд в затылочной части чувствуете?
— Нет. Да… сейчас да.
— По моей команде браслет погрузит вас в дельта-сон. Сон глубокий, без сновидений. Если вы что-то и увидите, это будут, скорее всего, какие-то проявления моей работы. Это не опасно. Сеанс займет ровно два часа. Видите таймер?
Кромпет повернул таймер к Мирою и выставил его на сто двадцать минут.
— Вижу, — сказал Мирой.
— После истечения времени вы проснетесь. Думаю, я уже буду знать, где и что у вас не так. Если получится исправить сразу, исправлю.
— А как я узнаю?
— Вычлененные мной мем-фрагменты будут записаны на висшет. Я вам их покажу. Могу не удалять сразу. Вы решите сами, что с ними делать.
— Да, лучше так, — сказал Мирой.
— Хорошо, — мемматик надел мем-диадему и запустил таймер. — Закройте глаза, господин Мирой.
Сто девятнадцать пятьдесят девять…