– Леди Дженифер?
– Леди Элинор, – ответила Дженнифер.
Леди Элинор кивнула и придержала коня, вокруг нее сразу же прибавилось рыцарей, как ее брабантцев, так и моих северян, гады, предатели, летят на женский запах, как одуревшие мотыльки на сладкое.
Я обнял Дженнифер так, что она счастливо вспискнула, вскинула на меня лучистые глаза.
– Я тебя не спущу с седла, – объявил я. – Прощайся с друзьями, и… нас ждет Геннегау!
Глава 6
Дженнифер молчала, лишь прижималась ко мне всем телом, и я молил Зайчика, чтобы он помедленнее, помедленнее, чуткий арбогастр все понимает, но в то же время нельзя отставать от простых коней, я же не просто его хозяин, но и сюзерен этих земель и всех людей, что поверили в меня и принесли клятву верности.
Ворота распахнули сразу, как только увидели нас в ночи. Отряд галопом ворвался во двор крепости, здесь горят все светильники, а народ ждет с факелами в руках.
Я спрыгнул на землю и бережно снял Дженнифер. На земле она совсем маленькая и хрупкая, подняла голову, в ясных чистых глазах такая любовь и светлая нежность, что теплая волна окатила мою мохнатую зачерствевшую душу и разом сняла с нее толстую кожуру, уже превратившуюся в панцирь.
– Рич… ты прости…
– Прощаю, – сказал я весело, – за все, что натворила, творишь и будешь творить! Собирайся, Дженни. Я заехал из Гандерсгейма по дороге в Геннегау только за тобой. Сейчас тебя ждет самая удивительная поездка в жизни. Зайчик у нас особенный…
Она сказала тихо:
– Ты сам особенный, и все у тебя тоже особенное: конь, пес, меч, твои умения… Только, Рич, я не могу с тобой сейчас поехать. Может быть, потом…
Я охнул, отшатнулся, всматриваясь в ее смущенное лицо:
– Дженни! Что стряслось?
– Да так… не особенно как бы, но изменилось…
– Дженни, что?
Она улыбнулась несколько неловко, вид удивленный, словно сама еще не верит себе и своим словам.
– Когда ты уехал, леди Элинор пригласила меня в свою… комнату, где хранит колдовские вещи. И долго говорила о них, чего никогда не делала. Я не могла понять, зачем рассказывает такое. Наверное, пыталась загладить вину? Не знаю, Рич. Я сперва даже не слушала. Но она старалась общаться, стала непривычно ласковой, а я, чтобы как-то ответить, сделала вид, что и мне интересно, чем она занимается. Я не думала, Рич, что это в самом деле так замечательно интересно!
Я пробормотал, не веря своим ушам:
– Ты?.. Ты увлеклась магией?
Она кивнула, вид смущенный, но глаза радостно сияют.
– Очень!
– А что леди Элинор?
– Рич, ты будешь смеяться, но мы подружились… Ну вот, уже смеешься! Перестань, это правда. Ни она, ни я – не притворяемся. Сейчас помогаю разбирать ее коллекции, там масса удивительных вещей. Я просто не понимала, как это может быть интересно, но теперь меня за уши не оттащишь. И, Рич, я не могу все это бросить!
Я крутил головой, ошарашенный и обалделый, Дженнифер уже перестала смущаться и говорит с напором, убежденностью, какой давно от нее не слыхал.
– Хорошо-хорошо, – сказал я. – Хотя, честно говоря, я просто сбит с толку… Уж не околдовала ли она тебя? Впрочем, тогда постаралась бы заставить уехать… со мной, например. Или нет? Ничего не понимаю, а еще майордомить берусь, гроссграф набитый… Дженни, тебя будет недоставать в Геннегау… Надеюсь, найдешь время хотя бы навестить меня там? А то что-то тревожно у меня в том месте, где душа…
– Рич, – воскликнула она с упреком, – ну конечно же, я буду приезжать! И, надеюсь, часто.
– А я там попробую тебя соблазнить так же, как сумела леди Элинор.
Вокруг нас шумела и гремела железом толпа, везде смех и победные вопли, мелькнуло платье леди Элинор, народ сбегается со всех сторон и с ликованием слушает победные речи, ибо успехи господ – их успехи.
К нам осторожно приблизился Мартин. В полных рыцарских доспехах, что делает редко, ограничиваясь панцирем, почтительно поклонился леди Дженнифер, посмотрел на меня строго и одновременно с восторгом.
– Сэр Ричард, – произнес он с чувством, – поздравляю.
Я отмахнулся:
– Пустяки. Даже драться не пришлось. Так, поговорили, пообщались.
Он широко распахнул глаза:
– Вы его… не убили?
– Ну, Мартин, – сказал я с упреком, – что вы все… Мне уже сказали, что у меня рука не дрогнет, и все такое… А вместо сердца так и вовсе булыжник необтесанный!.. Нехорошо. Я вообще-то гуманист по натуре, хоть и очень глубоко. Но жизнь такая, что не успеешь сказать «мама», как тебя самого загуманистят… Словом, я взял его к себе на службу.
Дженнифер дернулась в моих объятиях и посмотрела с недоумением, а Мартин вообще распахнул рот:
– Что-о?
– Пришлось пообещать кое-что, – сказал я с неохотой, – но специалисты вообще стоят дорого. Это расплата за пренебрежение выращиванием своих! Предыдущая власть только пела, а сейчас пляшет в Ундерлендах, а все шишки на мне!.. Хорошо, сырьевые ресурсы есть, пока расплачиваюсь, а если бы не было?.. Эх… Ладно, Мартин. У меня зуд в крови, все тело чешется, так за работу хочется взяться, просто подташнивает! Потому с тобой прощаюсь прямо сейчас, отведу сестренку в ее покои и… меня заждался Геннегау.
Мартин сказал с недоумением:
– Так вы вроде бы недавно оттуда…
– Эх, Мартин, – сказал я с достоинством, – я за это время успел горы сдвинуть!.. Потом, правда, понял, что лучше бы этого не делал. Но нам ведь не результат важен, правда? Рыцари мы или какие-то жалкие торговцы, которым обязательно нужен результат?
Обнимая Дженнифер за плечи, я повел ее в донжон. Перед нами расступались и кланялись, многие преклонили колено, хотя этого и не требуется, я улыбался и поводил над головой ладонью с плотно прижатыми четырьмя пальцами и слегка оттопыренным большим, а то если раскрою всю пятерню, это будет сигналом к бегству, сложные у людей ритуалы, обезьянами нам было проще.
В ее покоях я запустил руку в свой мешок, Дженнифер заинтересованно прислушивалась к знакомому перестуку, а когда я вытащил горсть крупных драгоценных камней, восторженно ахнула:
– Где ты столько набрал таких… красивых?
– Не скажу, – заявил я.
– Почему?
– А то побежишь туда и все выгребешь, по глазам вижу. Нет, шучу, я сам все выгреб. Я такой, выгребистый! Остальное, непонятное даже мне, заберу с собой в Геннегау. Я как сорока, все складываю и складываю в гнездо, а потом оказывается, что и само гнездо приходится оставлять со всем нажитым непосильным трудом…
– Обидно, – сказала она серьезно.
Я вздохнул:
– А мне как горько! Но – надо. Держа по синице в руках, не могу цапнуть журавля, даже если этот длинноногий гад нагло расхаживает прямо перед моей светлостью и провокационно топорщит перья.
Она сказала непонимающе:
– Рич… какая синица, какой журавль? О чем ты?
Я крепко поцеловал ее в обе щеки:
– Все, Дженни, отбываю. Раз ты остаешься, то больше меня здесь ничто не удерживает. Жди отца, он вот-вот прибудет.
Она ахнула:
– Рич, уже полночь! Даже за полночь!
– Выеду раньше, – ответил я, – приеду раньше.
– Рич…
На ее лице было такое удивление и даже проступающая обида, что я сказал поспешно:
– Дженни, ты не представляешь, как я соскучился по своим боевым друзьям и по работе!
– Да ты всегда в работе…
– Мелочь, – сказал я с презрением. – А сейчас вот наконец-то займусь… ого-го!.. большими делами.
Зайчик ничуть не удивился, как и Бобик, что поедем ночью, а Мартин так и вовсе кивнул одобрительно. Сам вообще неизвестно когда спит, ему что ночь, что день, заверил на прощание:
– Казармы готовы, в комнатах для лордов только убрать да пыль вытереть, а для пешего войска уже выбрали место для лагеря. Не извольте беспокоиться, сэр Ричард!
Я обнял его и вскочил на Зайчика. Дженнифер подбежала, я поднял ее к себе в седло, поцеловал и отпустил. Леди Элинор протянула руку, Дженнифер подошла, и они обнялись, наблюдая за мной.
– Я вернусь, – пообещал я твердым голосом.
Зайчик красиво пошел к воротам, Бобик уже крутится там, подпрыгивает, а когда их распахнули, довольно замахал хвостом: люди поняли его и послушались, наконец-то…
Я вскинул руку в прощальном жесте, Зайчик пошел галопом, а когда мы скрылись из виду, начал набирать скорость, соревнуясь с Адским Псом.
Оба несутся, не придерживаясь протоптанной дороги, дважды мы на такой скорости проскакивали через реки, что я даже не понял, мелководье там или же пронеслись по воде, как та знаменитая бегающая на задних лапах ящерица, что бегает со скоростью, позволяющей не погружаться глубже, чем по лодыжку.
Бобик показал себя не хуже ящерицы и даже арбогастра, но у него нет на спине груза, так что хвастаться нечем, я погрозил пальцем и сказал строго, чтобы не бахвалился перед Зайчиком. Ночное небо даже не пытается прогреть воздух, а наша скорость не такова, чтобы я нагрелся от трения, напротив – продрог на встречном ветру, начал зарываться в гриву.