Долгие минуты, а иногда и часы, я проводила лежа в постели, изменяя внутренние установки и убеждения.
«Я могу его коснуться, и ничего мне не будет. Совершенно спокойно могу его коснуться… В любое время, без последствий…» Но, признаться, знакомой уверенности и «клика» в голове почему-то не слышала. Будто схемы и соединения из влияющих на мир символов не спешили меняться. Отчего так? Кто бы знал… Но я продолжала работать над этим с упертостью барана. Однажды все равно «кликнет». Должно, ведь так? А когда это произойдет, я позволю себе первый эксперимент и прикоснусь к мужчине, которого люблю.
Думая об этом, я счастливо вздыхала и куталась в одеяло. Нужно просто еще поработать и еще подождать. Терпение – и все придет.
По дому, каким бы странным это ни казалось, я почти не скучала. Там, для застывших во времени жителей родного города, все оставалось тем же самым: недавно выпавший снег, начало ноября, привычные заботы и хлопоты. Иногда я задумывалась над тем, чтобы вернуться и погулять по знакомым улицам, посидеть на кухне с мамой, переночевать в своей постели или навестить бабушку, но что-то удерживало меня. Возможно, страх того, что родня в очередной раз что-то заметит и этим вынудит меня обратить взор внутрь, к сущности, способной помочь в критический момент посредством изменения еще чьей-нибудь памяти. А я не чувствовала себя к этому готовой. Проще говоря, боялась того, что «творец» вновь откроет глаза. Поэтому находила всевозможные мысленные отговорки для совести, чтобы та не настаивала на срочном исполнении дочернего долга.
Временами попыткам заснуть мешала не только совесть или образ Дрейка, но и странное шуршание, доносящееся из-под накрытой клетки: то, как я поняла позже, копошились непонятные существа, обожающие на меня глазеть. Что еще им оставалось делать, если кроме глаз Создатель ничего не дал? Ведь если есть память, есть разум. Если есть разум, наверное, есть желания. А они все время в клетке и клетке. Так ведь и со скуки умереть можно…
Однажды я даже поднялась с кровати, включила лампу и сдернула тряпку, разглядывая молчаливых существ. Шуршание тут же унялось. На меня привычно уставились многочисленные глаза.
Выдержав паузу и отчего-то чувствуя себя неловко, я спросила:
– Вы хоть спите иногда?
Тишина и куча немигающих взглядов были мне ответом.
Присев у клетки, я задумалась. Вот было бы хорошо, если бы эти существа могли больше, чем просто глазеть. Например, понимать меня, чувствовать, как-то себя вести, полноценно жить… Возможно, Дрейк не сказал мне всей правды, и где-то у них был свой мир, своя планета? И что случится, когда эксперимент по переносам будет завершен? Вероятно, их уничтожат… Неприятная мысль.
Я вздохнула. И для того, чтобы им не было слишком одиноко, представила, что укутываю их светящимся одеялом, состоящим из любви и ласки. Если доброе слово приятно и кошке, то почему бы оно ни было приятно Смешарикам? Чем черт ни шутит, может быть, почувствуют.
Пожелав им вслух спокойной ночи (при этом чувствуя себя глупо, будто пытаюсь говорить с пластиковой куклой Барби), я уже было собралась накрыть клетку, когда в воображении вдруг возникла круглая миска, доверху наполненная свежими ягодами. Застыв на секунду в непонимании, я тряхнула головой. Откуда в мыслях ягоды? Неужели хочу сама? Покопавшись в ощущениях, решила, что не хочу, после чего завесила клетку и отправилась спать, чтобы через минуту полностью забыть о непонятном видении.
А еще через несколько дней после того случая, я приучилась постоянно говорить со Смешариками. Здороваться утром, объяснять, что собираюсь делать днем, убеждать, что совершенно не хочу их терять во время переносов, благодарить за то, что они не пропадают, желать спокойной ночи перед отходом ко сну и неизменно кутать их в светящееся одеяло. Отчего-то казалось, что непонятные существа все понимают и даже чувствуют, хотя видимых признаков этого не подают. И еще несколько раз на ум приходили ягоды. Почему-то всегда вблизи клетки.
Клэр слушала мои недоуменные комментарии по этому поводу и встревожено спрашивала:
– Может быть, они есть хотят?
Подобные мысли приходили и мне, в чем я не спешила признаваться, вместо этого отговариваясь:
– Так ведь у них ртов нет.
Клэр кивала.
– Да и клетку тогда, наверное, придется открывать…
А делать этого по молчаливому согласию нам не хотелось. Кто их знает, этих гремлинов? Раскатятся по дому, потом до вечера не соберешь, а ведь еще Ганька…
Поэтому эксперимент с ягодами и Смешариками изо дня в день откладывался.
И вот настал момент, когда третья неделя подошла к концу. Те самые семь дней, за которые я не потеряла ни одного глазастика из клетки.
А это, судя по всему, сулило перемены.
Назавтра предстояла очередная встреча с Дрейком.
* * *Телефонный звонок прорезал тишину в половине второго ночи.
Вынырнув из успевшего захватить меня в сладкие объятья сна, я попыталась в темноте нащупать невежливо орущий на всю спальню сотовый, вслепую шлепая рукой по прикроватной тумбочке.
Какой гад мог звонить в такое время? В Нордейле редко ошибались телефонными номерами. А ведь мне с утра вставать, ехать в Реактор на встречу с Начальником…
Гладкая поверхность наконец-то попала в пальцы, яростно вибрируя и издавая неприлично громкие для такого времени суток трели. Черт, как только закончу разговор, сразу же сменю звонок на колыбельную.
Наугад ткнула в кнопку ответа. Попала.
– Алло… – хриплость моего голоса могла соперничать со «звездами» телефонного секса или же алкоголиком в период простуды. – Алло, говорите…
В трубке поначалу никто не ответил, но раздался какой-то шум. Затем еще и прерывистое дыхание.
Что за шутки? Неужто бытовое баловство? Разозлившись, я уже было открыла рот, чтобы разом нарушить все заученные заповеди Дрейка, когда голос человека на том конце все же раздался.
– Бернарда… – прохрипел он до того натужно, что волосы на моей голове моментально встали дыбом, – …приведи… (тяжелый вздох, звук бьющегося стекла на фоне) …Лагерфельда…
Сон мгновенно слетел, как не бывало, я резко откинула покрывало и села на кровати. В окно светил яркий белый круг луны.
Кто этот человек? Почему я не узнаю голоса? Откуда он знает мое имя и телефон и почему просит привести доктора? Что вообще происходит?
– Кто вы? Куда я должна привести Лагерфельда?
В ответ лишь очередной выдох.
– Пожалуйста, ответьте!..
На том конце раздался хрип и глухой звук чего-то тяжелого, упавшего на пол (тела?!), а затем телефон, по-видимому, выпал из руки мужчины.
Что за черт! Очевидно, кто-то ранен. Но кто?
Не успела я отнять телефон от уха, чтобы взглянуть на номер, как в трубке раздался всхлипывающий женский голос:
– Я не знаю, кто вы, но Халк просит вас привести к нему Стивена Лагерфельда. Вы можете?
Девушка снова всхлипнула.
– Кто просит?
– Халк Конрад. Не знаю, он почему-то набрал ваш номер. Он ранен, скорее всего умирает, пожалуйста, быстрее…
Не на шутку встревожившись, я судорожно покивала темной комнате.
– Конечно-конечно… Сейчас. Уже иду. Ждите.
Отключив звонок, я затравленно оглядела спальню.
Куда идти? Черт! Что делать вообще?
Бросив телефон на еще хранившее остатки тепла одеяло, забегала по комнате в поисках какой-нибудь одежды, одновременно раздумывая над тем, стоит ли связаться с Начальником. По всему выходило, что стоит, иначе головомойки не избежать.
Натягивая на голову первую попавшуюся в шкафу майку, я пыталась собрать разлетевшиеся вспугнутой птичьей стаей мысли в подобие порядка.
Переместиться сначала к Дрейку? Спросить лично? Но куда? Если он в Реакторе, который перемещается в пространстве, то снова попаду в другой кабинет, где засяду до выяснения деталей в озоновую клетку. А если Начальник уже дома? Не перемещается ли его особняк в пространстве так же, как и Реактор? Нет, рискованно. Тогда что?
«Представителям Комиссии вообще не требуются дополнительные средства связи. Ни ноутбуки, ни телефоны. Мы способны общаться между собой телепатически…» — всплыла в голове оброненная когда-то Дрейком фраза.
Ну конечно! Не нужно даже звонить, глупая я голова! Тем более что такая простая вещь, как сотовый телефон, вообще почему-то вылетела из памяти.
Так или иначе, быстрее всего было отправить мысленный запрос, чем я и занялась.
Усадила себя на кровать, закрыла глаза, скрестила пальцы на удачу и торопливо отправила Начальнику послание следующего содержания:
«Халк в опасности. Срочно нужен врач. Могу я действовать на свое усмотрение?»
Следующие несколько секунд показались мне самыми долгими в жизни. Глаза словно в замедленном кинофильме успели выхватить скомканное одеяло, лежащую на нем, будто прочерченную толстым карандашом, изогнутую тень от окна, белесые росчерки лунного света на ковре и мерцающий нефритом удивленный кошачий взгляд с подушки. Миша, лежащий в изголовье кровати, никак не мог уразуметь, из-за чего в спальне вдруг случился переполох.