Глава 1
НЕ ХОЧУ БЫТЬ ЛОПУХОИДОМ
Жизнь счастливого человека — это полоса сверхзадач.
Дождь барабанил в стекло. Шторы из предосторожности были плотно задернуты, Мама спала у себя в комнате через стену, но даже во сне ухитрялась замечать свет в соседнем окне, тускло разливавшийся по стене дома. Генка Бульонов, терпеливо дождавшийся, пока она заснет, метался теперь по тесной комнатке. В могучей груди почти двухметрового пятнадцатилетнего лоботряса кипящей ртутью бурлило негодование. На соседней улице Ленка Мумрикова отмечала день рождения. Мумрикова, выбившаяся из шестерок в тузы после необъяснимого исчезновения Пипы Дурневой, не мелочилась. Родители были сосланы на дачу без права возвращения. Весь класс — а Ленка пригласила всех, не больше и не меньше — собирался гудеть всю ночь.
Весь класс, за вычетом Генки. Мама считала, что ему полезно ложиться спать в десять часов. “Ты у меня такой слабенький!” — повторяла она, хотя в последний раз Бульон болел гриппом в третьем классе, про остальные же болячки знал только из энциклопедического словаря.
И вот теперь было уже два часа ночи. Мама давно спала, а Генка, раздраженный, как болотный хмырь, бегал по комнате и страдал. Ослушаться маму — об этом он даже помыслить не мог. При малейшей попытке неповиновения она вначале говорила колючим голосом, затем глотала сердечные лекарства и, наконец, принималась плакать — Генка же ощущал, что его потрошат заживо.
Мама у Бульона была особа экстраординарная. Ее вполне можно было занести в реестр уникальных, астрально опекаемых лопухоидов, тщательно пополняемый белым магом Агриппой IV с 1094 года. Генка поднимал донышком кверху гирю в двадцать четыре килограмма, а она мазала зеленкой каждый его прыщик, превращая его в нечто среднее между жабой и ягуаром. Бульон забрасывал в корзину мяч через всю баскетбольную площадку, а она водила его в школу за ручку и требовала носить шапку с помпоном до середины мая.
Вспомнив об этом, Генка взвыл и в животной тоске толкнул стол. На пол обрушилась стопка книг по оккультизму. Запестрели руны, коварно замигали алкогольными градусами астрологические таблицы. Бульонов наклонился. Верхняя книга была открыта где-то на середине. Расправляя подогнувшуюся страницу, Генка выхватил из текста следующую фразу;
“В самое ближайшее время вас ждут крупные неприятности”.
Генке это не понравилось. В третьем часу ночи он всегда становился излишне впечатлительным. Страшнее скоропостижной смерти для него были лишь утепленные стельки и жилетка с красными лошадками, которую мама подарила ему на день рождения. Он закрыл глаза, забродил пальцем по странице и, уткнувшись наобум в одну из строк, вновь прочитал:
“… коренной перелом в судьбе и дальняя дорога…”
Суеверный Генка задышал через нос. А тут еще, словно насмехаясь, кто-то энергично забарабанил в окно восьмого этажа. Форточка распахнулась. Тюлевые шторы вздулись и опали. Генка явственно увидел длинную белую руку, которая, просунувшись в форточку, потянула задвижку рамы. Бульон от ужаса заорал и закрыл глаза.
— Ты чего, с дуба рухнул? Своих не узнаешь? — прошипел кто-то.
Генка перестал орать и открыл один глаз. На подоконнике сидела Гробыня и, положив подбородок на руки, с интересом изучала его. На коленях у Склеповой лежала труба пылесоса. Сам пылесос стоял рядом.
“Вот это девчонка! Карабкаться на восьмой этаж, да еще с пылесосом!” — ошарашено, но одновременно с восторгом подумал Генка.
— Бульон, а Бульон! Лапочка, дай попить, а то так есть хочется, что переночевать негде! — насмешливо попросила Гробыня.
Генка заметался. Чтобы попасть ночью на кухню, нужно пройти мимо комнаты чутко спящей мамы, что было опаснее фронтовой разведки.