В отчаянии она бросилась к нему, и он различил какой-то необычайный ужас под ее вынужденно спокойным видом. С тех пор старый капитан уделял молодой пассажирке отеческое внимание, заботливо следя за ней как человек умудренный годами.
И не раз замечал он в ней то пытливое и в то же время вызывающее выражение, которое бросилось ему в глаза и сейчас, когда мисс Стэндиш смотрела в окна каюты.
Она рассказывала капитану, что ей двадцать три года и она должна встретиться в Номе с родными. Она назвала ему несколько человек, и он ей поверил. Нельзя было не верить ей. К тому же он восхищался ее удалью, благодаря которой девушка преодолела все официальные препятствия, чтобы попасть на пароход.
Во многих отношениях молодая путешественница всегда была милым и общительным спутником. Тем не менее капитан Райфл, благодаря опыту своему, понял, что она находится в каком-то напряженном состоянии. Ему было ясно, что она с чем-то выдерживает борьбу. Но, повинуясь мудрости своих шестидесяти трех лет, он вида не показывал, что догадывается.
Он и теперь внимательно наблюдал за ней, но так, что это оставалось незаметным.
Мисс Стэндиш была очень хороша; ее красота, спокойная и необычайного характера, неотразимо влекла к себе и взывала к старым воспоминаниям, ярко запечатлевшимся в сердце бывалого капитана.
Она была стройна, как девочка. Он заметил, что при дневном свете у нее чарующие светло-серые глаза. А ее дивные гладкие темные волосы, тщательно причесанные пышной короной, простотой своей наводили на мысль о пуританстве.
Иногда его брало сомнение, действительно ли ей двадцать три года. Он скорее поверил бы ей, если бы она сказала, что ей девятнадцать или двадцать. Эта девушка была для него загадкой и вызывала в нем Множество размышлений. Но это отчасти входило в обязанности капитана: видеть многое, что вряд ли увидят другие, и держать язык за зубами.
— Мы не совсем одни, — услышал он. — Есть и другие. — И мисс Стэндиш легким кивком указала на две фигуры поодаль у перил.
— Старый Дональд Хардвик из Скагвэя, — заметил капитан Райфл. — А другой — Алан Холт.
— Да, да.
Она снова повернулась лицом к горам, и ее глаза заблестели при свете луны. Слегка прикоснувшись к рукаву старого капитана, она прошептала:
— Слушайте!
— Еще одна ледяная глыба оторвалась от ледника Старый Гром. Мы плывем близко от берега, а ледники тянутся на всем протяжении.
— А вот этот, другой звук, похожий на шум ветерка, несмотря на то, что ночь такая тихая и спокойная. Это что такое?
— Вы всегда услышите его вблизи больших гор, мисс Стэндиш. Этот шум производят тысячи рек и ручейков, низвергающихся в море. Где только в горах начинает таять снег, там слышна эта песня.
— А этот человек, Алан Холт, он тоже частица этого мира? — промолвила девушка.
— Пожалуй, больше, чем кто-либо другой, мисс Стэндиш. Он родился на Аляске еще до того, как люди имели понятие о Номе, Фэрбенксе или Даусон-Сити. Сдается мне, это было в восемьдесят четвертом году. Дайте вспомнить, — ему сейчас должно быть…
— Тридцать восемь, — подхватила мисс Стэндиш так быстро, что капитан в первое мгновение был изумлен.
Потом он слегка рассмеялся:
— Вы очень сильны, однако, в счете.
Он почувствовал, как ее пальцы чуть сильнее сдавили его руку.
— Сегодня вечером, как раз после обеда, старый Дональд застал меня одну. Он заявил мне, что ему скучно, а потому хотелось бы побеседовать с кем-нибудь, — со мной например. Он почти что испугал меня своей длинной седой бородой и косматой головой. Когда мы с ним беседовали в сумерках, я все время думала о привидениях.
— Старый Дональд принадлежит к эпохе, когда Чилькут и Белый Конь оказались могилой для многих человеческих жизней.