Капитан стоял у котла с часами в руке, отсчитывая минуты.
— Восемь! Трепанг готов. Вынимай!
Малайцы, погрузив уплавники в окутанные паром котлы, вытащили голотурии и разложили их на широком куске полотна, разостланном вблизи печи.
Ханс и Корнелиус с любопытством склонились над голотуриями, чтобы лучше рассмотреть результаты операции.
— Температура как раз в меру, — сказал Ван-Сталь. — Трепанг теперь плотен и эластичен, как резина; кожа подернута синевой, значит, мы доставим его в хорошей сохранности.
— Дядя, разве недостаточно одной сушки на солнце? Я слышал, что именно так и приготовляют трепанг.
— Да, сушка на солнце практикуется очень широко, но такой способ приготовления требует по крайней мере двадцать дней. Сушат трепанг и просто на огне; этот способ не требует много времени, но зато для него нужен большой запас дров, а на этом берегу…
«Коо-мооо-эээ!»
Этот дикий клич, уже дважды доносившийся из-за скал, в третий раз прервал капитана на полуслове. Ван-Сталь раздраженно повел плечами.
— Только покажись! — проворчал Ван-Горн, как бы выражая мысль капитана. — Я покажу тебе, как мешать нашей работе.
Глава третья. Война объявлена
Вслед за услышанным, на этот раз вблизи, криком из-за скалы, уходившей к северному побережью бухты, внезапно показался человек. Он был немного выше среднего роста и так худ, что можно было пересчитать все его ребра; живот его выдавался вперед, ноги, почти совершенно лишенные икр, казались двумя палками, покрытыми кожей. Он производил отталкивающее впечатление, которое еще более усиливалось от резкого запаха нашатыря, распространявшегося далеко вокруг него. Череп его был сплющен, лоб сдавлен, челюсти резко выдавались вперед, уши оттопыривались, глаза были маленькие и неприятно блестящие, а огромный рот разрезал надвое все его худощавое лицо. Его можно было принять скорее за четвероногое животное, чем за человека.
Разноцветная татуировка покрывала все его тело, отсвечивающее медью.
Это отталкивающее существо быстро сбросило с себя шкуру кенгуру, покрывавшую его плечи и концы длинных, жестких волос, и, вытянув вперед маленькое копье с костяным наконечником, украшенное пучком пестрых перьев, направилось к рыбакам.
Подойдя на расстояние десяти-двенадцати шагов от печи, туземец остановился и замер на месте, опершись на свое копье.
— Что он от нас хочет? — спросили капитана Ханс и Корнелиус.
— Он пришел, должно быть, требовать, чтобы мы убрались отсюда. Туземцы привыкли охранять свои земли от всякого постороннего вторжения. Но он ошибается! Я и не думаю последовать его совету, — пробурчал Ван-Сталь.
С этими словами он направился к дикарю.
— Чего ты от нас хочешь, смуглолицый туземец? — обратился капитан к дикарю, принимая добродушный вид.
Но вместо ответа туземец неожиданно сделал прыжок и поспешно удалился; вскоре он скрылся за скалами.
— Он еще вернется? — спросил Корнелиус капитана.
— Очень возможно, — ответил капитан задумчиво. — Само собой разумеется, что он постарается обмануть нас. Но мы будем начеку; во всяком случае, при первых признаках опасности нам придется убраться на джонку.
— Его племя, должно быть, где-нибудь здесь в окрестностях?
— Не думаю. Этот берег слишком бесплоден, чтобы целое племя могло тут долго оставаться. Но там, далеко в глубь материка, дикарей должно быть не мало.
— Они храбры?
— Да, когда их побуждает к этому голод.
Малайцы снова принялись за кипячение трепанга, а пловцы поплыли в море, чтобы снова нырнуть в воды бухты за новым запасом голотурий.
Печи пылали, вода в котлах кипела, вываривая голотурий; уже вываренный трепанг лежал на полотне, над которым рыбаки успели натянуть нечто, напоминающее навес, чтобы укрыть трепанг от чересчур жгучих лучей солнца.