- Возвращаюсь к Сен-Жермену, - снова начал Ламетри. - Мессиру Пантагрюэлю следовало бы завтра же пригласить его отужинать с нами.
- Ни в коем случае, - возразил король. - Вы и без того не совсем в своем уме, мой бедный друг. Стоит Сен-Жермену появиться у меня в доме,
как все суеверные лица, - а их так много вокруг нас, - мигом придумают сотню небылиц и разнесут их по всей Европе. Нет, нам нужен разум, дорогой
Вольтер. О, разум, да придет царствие твое! Вот молитва, которую мы должны повторять каждый вечер и каждое утро.
- Разум, разум! - сказал Ламетри. - Я нахожу его удобным и приятным, когда он помогает мне оправдать и узаконить мои страсти, пороки... мои
желания, назовите это как хотите! Но когда он мне докучает, я хочу иметь право выставить его за дверь. Мне не нужен такой разум - черт бы его
побрал! - который заставляет меня притворяться храбрецом, когда мне страшно, стоиком, когда мне больно, смиренником, когда я вне себя от
гнева... Плевать мне на такой разум, я его не признаю. Это какое-то чудовище, химера, изобретенная старыми болтунами античности, которыми все вы
так восхищаетесь неизвестно почему. Пусть царствие его не придет никогда! Я не поклонник неограниченной власти, в чем бы она ни проявлялась, и
если бы кому-нибудь вздумалось принудить меня не верить в бога, - а я не верую добровольно и совершенно искренно, - пожалуй, я бы тотчас
отправился на исповедь, просто из духа противоречия.
- О, как известно, вы способны на все, - сказал д'Аржанс, - даже на то, чтобы уверовать в философский камень графа де Сен-Жермена.
- А почему бы нет? Это было бы так приятно и так пригодилось бы мне!
- Философский камень! - вскричал Пельниц, потряхивая своими пустыми, беззвучными карманами и выразительно глядя на короля. - О да, пусть
придет царствие его, и поскорей! Такую молитву я готов читать каждое утро и каждый вечер...
- Ах, вот оно что! - перебил его Фридрих, который всегда был глух к подобным намекам. - Стало быть, ваш Сен-Жермен причастен также и к
искусству делать золото? Этого я не знал!
- Так позвольте же мне от вашего имени пригласить его к ужину на завтра, - сказал Ламетри. - Думаю, что и вам не мешало бы проникнуть в его
тайну, господин Гаргантюа. У вас большие потребности и гигантские аппетиты - и как у короля, и как у преобразователя.
- Замолчи, Панург, - ответил Фридрих. - Отныне твой Сен-Жермен разоблачен. Это дерзкий обманщик, и я прикажу установить за ним бдительный
надзор, ибо нам известно, что люди, владеющие этим прекрасным искусством, обычно вывозят из страны больше золота, нежели оставляют в ней. Разве
вы уже успели забыть, господа, знаменитого чародея Калиостро, которого я велел выгнать из Берлина не более шести месяцев назад?
- И который увез у меня сотню экю, - подхватил Ламетри. - Пусть дьявол отнимет их у него!
- Он увез бы их и у Пельница, если бы только они у него были, - добавил д'Аржанс.
- Вы прогнали его, - сказал Фридриху Ламетри, - а он отплатил вам недурной шуткой.
- Какой?
- Ах, вы ничего не знаете? Так я угощу вас одним рассказом.
- Главное достоинство всякого рассказа - его краткость, - заметил король.
- Мой заключается в двух словах. Всем известно, что в тот день, когда ваше пантагрюэльское величество приказали великому Калиостро
убираться восвояси вместе с его кубами, ретортами, привидениями и дьяволами, в тот самый день, ровно в двенадцать часов пополудни, он
собственной персоной проехал в своей коляске через все городские заставы Берлина одновременно.