Хотя она прижимала руку к повязке, горячая алая жидкость продолжала струиться сквозь нее, образуя на полу ужасную темную лужу. Девушка вздрогнула и учащенно задышала. Широко раскрыв глаза и едва сдерживая слезы, она застыла с выражением отчаяния на лице, неподвижно уставясь в одну точку.
– Вам нехорошо?
– Нет. – Комок подступил у нее к горлу. Пытаясь сосредоточиться, она посмотрела на утку с пятью крошечными желтыми утятами, которые медленно плыли по зеленой глади пруда.
Маркиз произнес что-то еще. Но Эвелина не слышала, погруженная в воспоминания. Она думала о том страшном дне и о предсмертной просьбе своего отца. Наконец она часто заморгала, заставив себя очнуться и вернуться к реальности.
– Извините, вы что-то сказали?
– Я спросил: вы были с ним близки?
– Близки? – Она еще не окончательно пришла в себя и продолжала думать о смерти отца. В ее памяти снова всплыло все – вплоть до мельчайших подробностей, вплоть до его последнего вздоха.
– Вы были близки с вашим отцом? – терпеливо повторил маркиз.
Эвелина тяжело вздохнула, стараясь вспомнить свою Прежнюю жизнь.
– Папа много работал. Много ездил по свету. Он был очень… занятым человеком. Иногда он не бывал дома неделями. Но он был моим отцом. Моим единственным родителем. Ну, не считая Салли…
– Салли?
Что-то шевельнулось у Эвелины в груди при одной мысли о веселом, румяном человеке, который старался заменить ей отца и мать.
– Это управляющий делами моего отца.
– И вы с ним сблизились?
– Очень сильно. Он практически вырастил меня.
– Какое отношение он имел к вашему воспитанию?
– Моя мать, ну… она не была создана для того, чтобы быть женой дипломата.
– Как это?
– Она ненавидела все эти перемены и переезды. Я знаю, ей не нравилось жить за пределами Англии. Каждый раз, когда отец получал новое назначение, у нее начиналась истерика. Она не могла привыкнуть к новым обычаям, новым людям, даже к новым домам. Она была англичанкой до мозга костей. И ей хотелось, чтобы все на свете тоже были англичанами.
– Есть такие семьи, которые остаются в Англии, пока глава семьи служит за границей.
– Но у нас было по-другому. Отцу хотелось, чтобы мы никогда не разлучались.
– Однако кочевать с места на место… Не иметь никакой стабильности в жизни…
– Ну и что в этом плохого? Зато я знакомилась с замечательными людьми, могла посещать экзотические страны.
– И где сейчас этот Салли?
Небо у них над годовой заволокло тучами, солнце скрылось. Эвелина оглянулась и увидела, что мисс Миртл и верзила лакей остановились неподалеку – так близко, что могли услышать их беседу.
– Вы думаете, будет гроза?
– Вряд ли, – сказал лорд Баркли, поигрывая набалдашником своей эбонитовой трости.
– Так когда же я буду иметь честь познакомиться с Салли?
– Не могу с вами согласиться. Мне кажется, начинается дождь, Нам лучше возвратиться назад, а то ваша матушка будет метать громы и молнии.
– Поздно, – небрежно заметил он, приветливо кивнув двум дамам – леди Баркли и леди Фонтейн, которые приближались к ним.
Миновав. Джастина с Эвелиной, обе дамы заговорщически переглянулись и принялись возбужденно перешептываться.
Маркиз осторожно заговорил:
– Ваше стремление к уединению мне вполне понятно. Но я осмелюсь просить вас, чтобы вы согласились составить мне компанию сегодня вечером, мисс Амхерст. Видите ли, мне нужна ваша помощь.
– Чем же я могу вам помочь? – с сомнением в голосе спросила Эвелина.
– Вы можете защитить меня от вереницы молодых крошек, которых моя мать будет расхваливать на все лады. Не важно, что матушка говорила до этого – эта женщина ведет против меня военную кампанию. А я занимаю оборонительную позицию в окопах.
– Ну что ж, в таком случае могу вам только посочувствовать. Я сама не хочу выходить замуж.