Через несколько секунд показалась авоська, а в ней, удобно расположившись, сидел кот.
– Наконец-то, – сказал он, выкарабкавшись. – А куртку свою доставайте сами. Поищите крючок или еще что-нибудь. Уж очень она тяжелая.
– Дерьмо! – выругался Петер Нья.
Появление кота было встречено радостными возгласами. Его передавали из рук в руки.
– Какой красивый котик! Бедняжка! Он весь в грязи…
От кота чудовищно воняло.
– Вытрите его, – сказала шлюха, протягивая свою светло-голубую шелковую косынку.
– Вы ее потом не отмоете, – сказала сестра Петера Нья.
– Неважно, – ответила шлюха в порыве великодушия. – Косынка все равно чужая.
Кот пожал всем руки, и толпа стала рассеиваться.
– Так что же, – сказал кот, видя, что народ расходится,
– теперь, когда меня вытащили, я уже никому не интересен? Кстати, где петух?
– Хватит! – сказал Петер Нья. – Пойдемте выпьем и забудьте о петухе.
Вокруг кота теперь оставались только человек в тапочках, Петер Нья, его сестра, шлюха и два американца.
– Пошли выпьем за здоровье кота, – предложила шлюха.
– А девочка не дурна, – сказал кот. – Но какого пошиба! А в общем-то я бы охотно переспал с ней сегодня ночью.
– Успокойтесь, – сказала сестра Петера Нья.
Шлюха стала трясти своих спутников.
– Пошли!.. Пить!.. Коньяк!.. – объявила она, стараясь произносить каждое слово как можно отчетливее.
– Yeah! Cognac! 10 – разом откликнулись проснувшиеся американцы.
Петер Нья шел впереди с котом на руках, остальные следовали за ним. Бистро на улице Ришер было еще открыто.
– Семь рюмок коньяку! – заказала шлюха. – Я угощаю.
– Вот это девочка! И живется же ее коту, – с завистью сказал кот. – Официант! Мне добавьте немного валерьянки.
Подали коньяк, и все радостно чокнулись.
Бедный котик, наверно, простудился! Может, дать ему выпить антигриппина?
Услышав это, кот поперхнулся и выплюнул коньяк.
– За кого она меня принимает, – обратился он к Петеру Нья. – Кот я или не кот, в конце концов!
Теперь, при свете ламп дневного света, все увидели, что это был за кот. Кот хоть куда! Толстый котище с желтыми глазами и длинными подкрученными усами а-ля Вильгельм II. Рваные уши с бахромой свидетельствовали о его доблестных похождениях, а спину пересекал широкий белый шрам, кокетливо оттененный по краю фиолетовым.
– What's that? 11 – спросил американец, потрогав шрам. – Вы были ранены, сударь?
– Йеп, – ответил кот. – ФФИ 12 .
Он произнес, как полагается, на английский манер: "Эф эф ай".
– Fine! 13 – сказал второй американец, энергично пожав ему руку.
– What about another drink? 14
– O'key doke, – сказал кот. – Got a butt? 15 Американец протянул коту свой портсигар, не досадуя на отвратительный для него английский акцент кота, который, желая быть приятным собеседнику, употреблял выражения американского жаргона.
Кот выбрал самую длинную сигарету и прикурил от зажигалки Петера Нья. Остальные тоже взяли по сигарете.
– Расскажите, как вас ранили, – попросила шлюха.
Петер Нья клюнул и отправился выуживать куртку. Может, и она клюнет.
Кот покраснел и скромно опустил голову:
– Я не люблю говорить о себе. Можно мне еще коньяку?
– Вам будет плохо, – сказала сестра Петера Нья.
– Чепуха, – запротестовал кот. – У меня луженые кишки. Уж про меня-то не скажешь, что у меня кишка тонка. И потом, после этого стока… Брр! Как там воняло крысами!..
Он залпом выпил свою рюмку.
– Как он ловко опрокидывает! – с восхищением сказал человек в тапочках.
– В следующий раз налейте мне в стакан для лимонада, – бросил кот.
Второй американец отошел, сел на скамейку, расставил ноги и стал блевать, поддерживая голову руками.
– Это было в апреле сорок четвертого, – начал кот. – Я возвращался из Лиона, где установил связь с котом Леона Плука, который тоже участвовал в Сопротивлении.