— Ну давай, капитан, повествуй, что за каторжане, — вздохнул Горбатов. — Вижу, поработали над ними.
— Пытались сбежать во время конвоирования на следственный эксперимент, — пояснил Татаринов. — Чуть не сбежали, черти. Контролеру нос свернули на «полдевятого». Мужики, естественно, размялись, трудно их в этом винить. Не рэп же им читать. Улики стопудовые, как говорится. Преступники не отрицают, что убили двух женщин с целью наживы, и вообще — повеселиться. Публика предельно отмороженная, конкретные подонки, совесть и мораль им еще в младенчестве вырезали…
Оскалился лысоватый тип с мясистым носом.
— Да пошел ты, начальник… — он развил свою мысль сиплым голосом, описав, куда идти и кого с собой взять.
— Вот так и посылают всех, — сокрушенно вздохнул Татаринов. — И не боятся, что им снова рыла начистят. Ладно, мы живем в свободной стране, имеем право посылать и быть посланными… Этот кудрявый — Осадчий Василий Георгиевич, — и лысоватый, услышав свою фамилию, осклабился еще больше. — Три ходки за грабежи и нанесение тяжких телесных повреждений. Лагерная погремуха — Боксер. По младости лет занимался боксом, имел какой-то разряд. Сейчас уже, понятно, не спортсмен.
— А давай разомнемся, начальник, — предложил, подмигнув, лысый. — Там и поглядим, кто тут в форме, а кто нет. Ну, давай, в натуре, один на один?
— Чавку закрой, Боксер, — проворчал Татаринов. — Пока не вырвали. Освободился полгода назад. В законной добыче средств к существованию замечен не был. Хорунжев Николай Васильевич, — представил он второго заключенного, и ощерился субъект с жестким ежиком на макушке. — Погоняло — Гоголь. Сидел за двойное убийство, но получил сравнительно мало, поскольку проходил по делу вторым эшелоном. Формально числится охранником в ЗАО «Кварц». Роденберг Сергей Карлович, — ткнул он подбородком в третьего присутствующего. — Кликуха — Фриц. Самый опасный. В отличие от тупых корешей, умеет шевелить мозгами. Жестокий, циничный, способен при нужде сойти за интеллигента. «Временно безработный». Последняя статья в активе 209-я. Бандитизм. Отсидел законный чирик, откинулся с чистой совестью девять месяцев назад…
— Ты кого тупым назвал, мент? — обиделся Хорунжев.
Цинично усмехнулся третий арестант — доброе слово и кошке в радость. Жилистый, с отрастающей окладистой бородкой, с умными цепляющими глазами, он был похож на геолога.
— Красавцы, не спорю, — согласился Горбатов. — Корифеи, можно сказать, своего дела. Не знали, капитан, на что способна эта публика? Обязательно нужно убивать женщин?
Он перехватил неласковый взгляд офицера и сам смутился. Не секрет, что с профилактикой преступлений (особенно в южных регионах) дела, мягко говоря, не блещут. Правоохранительные структуры в курортных уголках тоже имеют специфический характер. Ряды насквозь заражены. На прошлой неделе спецназ Следственного комитета ночным штурмом взял особняк на Тополевой улице. Прибрали коллегу Горбатова майора Мышинского и красавицу жену. Нормальный был мент, никаких нареканий. Куча поощрений, нагрудные знаки, и не трус, если нужно выехать на захват. На счету четыре заказных убийства, руководство бандой (вроде этой троицы из Троицкой), организация канала сбыта наркотиков в особо крупных размерах. И супруга — достойный ассистент во всех начинаниях. Усевшись за решетку, майор был потрясен, даже не запирался под тяжестью улик. Горбатов видел его в камере — поседевший, весь серый, глаза потухшие, разом растерял весь лоск и гонор…
— Вываливаем, товарищ подполковник? — спросил Татаринов. — Или еще полюбуетесь?
— Дальше везите, — проворчал Горбатов, — СИЗО на Луначарского, 24. Там уже в курсе, ждут. Рады бы пригреть ваших протеже, капитан, но у нас в застенках переизбыток клиентуры. Да осторожнее езжайте — тут сегодня немного мокро…
Он освободился через двадцать минут. Чертыхаясь, спустился в подземный гараж, вывел с парковки подержанный «Опель» с высокой посадкой и через пару минут уже прорывался через площадь. Дождевые струи осатанело хлестали по крыше. Плотная пелена висела в воздухе. Опустилась тьма — она и без дождя бы опустилась: восемь вечера, на юге темнеет рано. В бешеном ритме работали стеклоочистители, разгребали потоки воды. Фары пробивали завесу дождя на несколько метров. Поколебавшись, он включил противотуманные фонари — едва ли в этой мгле он кого-то ослепит. Машина медленно катила по улице Свердлова в северном направлении — мимо кирпичных трехэтажек, не читаемых в мареве вывесок, мимо мукомольного предприятия номер два за кирпичным забором. Асфальт еще проглядывал. Потоки воды неслись по обочинам, тащили ветки, сорванные с кустов и деревьев, горы мусора. Решетки ливневой канализации забивались хламом, но пока еще пропускали какой-то процент воды: мутная жижа в их окрестностях бурлила, закручивалась в водовороты. Машин на улице было мало. Те, кто ехал с работы, успели проскочить, остальных в такую погоду не выманить. Общественный транспорт уже не ходил. Проезжая мимо автобусной остановки, Горбатов обнаружил под сферическим колпаком одинокую фигуру в длинном дождевике. Он сбавил скорость, сместился вправо и заехал на бордюр, чтобы человеку не пришлось выбегать под дождь. Тот не сразу догадался, что его приглашают, пришлось просигналить. Мужчина подпрыгнул от неожиданности. Пассажир оказался знакомым. Отдуваясь, хрустя непромокаемой тканью, он протиснулся в салон, стащил капюшон и превратился в Игоря Афанасьевича Склярского — пожилого, но бодрого интеллигента, проживающего в квартале от Горбатова.
— Милый вечерок, Игорь Афанасьевич? — усмехнулся Горбатов. — Не едет гора к Магомету?
— Господи, Вячеслав Иванович… — расплылся в неровной улыбке Склярский. — Сам бог вас послал, спасибо вам огромное… Полчаса стою, любуюсь на этот конец света — такое ощущение, что в городе ни одного автобуса, ни одного пешехода — все вымерли к чертовой бабушке…
У Склярского была богатая мимика. Предельно вежливый, интеллигент в пятом колене, и выражение «к чертовой бабушке» звучало в его устах как последнее ругательство. С этим чудаком Горбатов изредка играл в шахматы в Северном парке, иногда сталкивались в супермаркете. Супруга Игоря Афанасьевича подарила Насте особо редкую кустовую розу, а в нагрузку — озорного котенка, который вырос в серо-бурого сибирского кота и не давал домашним прохода. Игорь Афанасьевич преподавал географию в средней школе, потом работал в техническом колледже, а с недавних пор нашел себя в Южно-Кубанском гидрометцентре — в отделе анализа и прогнозирования, где и собирался досидеть до пенсии.
Машина катила дальше. Пришлось включить кондиционер, чтобы не потело стекло. Игорь Афанасьевич что-то монотонно бормотал, в сотый раз благодарил, сетовал на то, что очень кстати сломалась машина: влетела в яму — а как ее увидишь, если кругом одна большая лужа? Пришлось напрашиваться к соседу на буксир, а потом еще и отстегивать ему две тысячи, поскольку есть такая категория людей, которые бесплатно даже из машины не выйдут…
Потом он мрачно сказал:
— Все очень плохо, Вячеслав, — и меланхолично уставился в лобовое стекло.
— Да воскреснет ваш «Москвич», Игорь Афанасьевич… — машинально начал Горбатов.
— Я не об этом, — вздохнул Склярский. — Я сильно удивляюсь нашей администрации, что она не объявляет режим чрезвычайной ситуации и откладывает до последнего эвакуацию людей из прибрежных районов. Все, что мы видим на данный момент, может плохо кончиться. Уж поверьте старику — он располагает правильной информацией.
— Вы считаете, может стать еще хуже? — покосился на него Горбатов. Ох уж эти пугливые синоптики…
— Это типичная халатность, Вячеслав Иванович, которая может довести до трагедии, — монотонно бубнил Склярский. — Можете поверить пожилому чудаковатому человеку — толковому специалисту по прогнозированию климатических ситуаций. Нас сильно затопит. Я не оракул, конечно, могу ошибаться, дай бог, чтобы я ошибся… Но посудите сами. До завтрашнего утра дождь не кончится — гарантирую со стопроцентной вероятностью. Что мы имеем на текущий момент? Практически вся Кубань плавает под аномальными ливнями. Земля уже не впитывает. В Новороссийске объявлен режим ЧС, в Геленджике вот-вот объявят. В этих городах, уж поверьте, справятся с минимальным ущербом — там отлажена работа соответствующих структур. В Таманске все печальнее. Это не курортный город, до него никому нет дела. У города нет защитной дамбы, нет специальных противопаводковых водохранилищ — хотя два года назад на это выделялись средства. Где эти деньги — разворовали? Опыт наводнения десятилетней давности ничему не учит? Вы здесь не жили, Вячеслав Иванович, не знаете, какой кошмар тут творился. Большую часть города пришлось отстраивать заново… Вы знаете, что за последние сутки почти на метр поднялись притоки Аргадума — Бакатка, Гия? Разлились Кабанга и Бержанка, вследствие чего затопило две станицы выше по течению — Бержанскую и Нижнекабангинскую. Там вода затапливает здания, по улицам ездить невозможно, люди покидают дома. Переполнились все мелкие речушки, впадающие в Аргадум, все горные ручьи. С гор сходят сели, вода льется, как с водопада — и все это несчастье вливается в Аргадум… А если переполнится Бержанское водохранилище? А если прорвется дамба плотины? Что будет, если вся эта масса хлынет на нас? А они ведь в штатном режиме сливают воду — пусть небольшими порциями, но все же…