Затесавшись в толпе, я наблюдала за происходящим, стараясь не попадать, по возможности, в объективы многочисленных видеокамер и фотоаппаратов.
Я внимательно прислушивалась к разговорам окружающих, стараясь выудить из них максимальную информацию о причинах смерти «виновника торжества».
Судя по этим разговорам, смерть наступила в результате скорее всего несчастного случая.
Автомобиль, в котором нашли покойного, врезался на большой скорости в столб линии электропередачи недалеко от Тарасова.
Последовавший за этим пожар изуродовал тело до неузнаваемости.
Поэтому гроб перед прощанием не открывали, опустили в могилу, после чего на еще сырую землю была положена могильная плита и водружен эффектный мраморный памятник с изображением покойного во весь рост.
Не верилось, что такое произведение искусства можно было сотворить за три дня.
Но кто знает, каковы причуды у богатых людей. Я слышала, что большинство «новых русских» приобретают места на кладбище еще при жизни, тем более что в последнее время в моду стали входить семейные склепы.
Я допускала, что и памятники себе они заказывают тоже при жизни, не доверяя вкусу своих родных и близких, а может быть, сомневаясь в щедрости наследников.
По моим сведениям, покойный незадолго до смерти развелся со своей молодой женой, похожей на Клаудию Шиффер, но, несмотря на это, она присутствовала сегодня на похоронах и принимала соболезнования родных и близких.
Не дожидаясь конца церемонии, я незаметно покинула кладбище и всю дорогу до дома пыталась выявить ту бесценную крупицу информации, из-за которой я, собственно, и ездила на похороны.
Но поездка на кладбище не принесла ощутимых результатов.
Первое, что я сделала, вернувшись к себе домой, это приняла душ. После чего, почувствовав приступ волчьего аппетита, соорудила простенький, но весьма вкусный обед, частично реализовав свои запасы продуктов.
Завершила я трапезу большой чашкой крепкого кофе, которая окончательно настроила меня на рабочий лад.
Я достала свои списки и перенесла бывшего «потенциального жмурика» в первый список, где он разместился теперь на полном основании.
И все-таки сегодняшнюю поездку я не могла назвать совсем безрезультатной.
И не только потому, что я узнала причину смерти. И не потому, что среди участников похоронной церемонии было много представителей власти и «криминального элемента».
Но сам факт недавней смерти одного их трех, соответственно моей теории, потенциальных покойников подтверждал справедливость моих заключений.
Теория работала, а значит, она была верна.
Второй мой список сегодня сократился на одного человека.
В Тарасове осталось всего два потенциальных представителя первого списка.
Один из них находился в данный момент в длительной заграничной командировке и был труднодоступен.
Следовательно, наибольший интерес для меня представлял последний, пока не покинувший ни Тарасов, ни этот свет «криминальный авторитет», в чем я лишний раз убедилась, встретив его сегодня на кладбище живым и здоровым.
И я, выделив для него отдельный листок, аккуратным почерком написала на нем имя и фамилию:
Харчеев Владимир Емельянович, 1956 года рождения.
Кличка – Емеля.
А потом – пункт за пунктом всю информацию, которую я имела о нем.
Я подозревала, что он в ближайшее время может быть подвергнут – как бы это получше выразиться – принудительному умерщвлению (увы, язык протоколов не отличается изяществом).
Одного листа мне не хватило, и я вынуждена была испортить еще один белоснежный гладкий листочек.
Информации о Харчееве у меня оказалось немало. Практически я знала о нем все, начиная со дня его рождения и по сегодняшний день.
Володя родился в маленькой деревушке на окраине Тарасовской области.
Первые восемь лет учился в соседнем селе, и, надо сказать, учился отвратительно.
Вскоре почувствовал в себе недюжинный талант и поступил на первый курс художественного училища.
В результате через несколько лет он получил диплом специалиста по дизайну и даже работал в этой области какое-то время, прежде чем понял, что художник чаще всего вынужден прозябать на жалкие гроши.
Попробовал он себя и в рекламе и, видимо, с удивлением обнаружил, что эта деятельность ему не по плечу.
К тому времени Владимир осознал, что жить – хорошо, а хорошо жить – еще лучше. А для этого просто необходимо иметь много денег.
Но честным трудом он заработать их был не в состоянии.
Именно в это время начинаются его первые нелады с законом.
Больших денег, благодаря своим примитивным аферам и не менее примитивным махинациям, он не заработал, но умудрился заработать три года тюрьмы.
Несмотря на то что освободился он досрочно «за примерное поведение», ему, видимо, хватило времени, чтобы понять, что и этот путь его явно не устраивает.
И он выбирает другой путь: устраивается художником в лесное хозяйство, реально выполняющее функции дома отдыха для партактива области.
Неизвестно, как ему удалось попасть на эту должность после заключения, но одно можно сказать наверняка – здесь он был на своем месте.
Не совсем понятно, почему эта должность называлась «художник», так как он совмещал там самые различные обязанности – от банщика до собутыльника, – но, видимо, так там «нарисовался», что приобрел массу людей и покровителей в самых верхних эшелонах областной власти.
Немало друзей у него осталось и после заключения.
На этом гремучем сочетании и было построено нынешнее благосостояние Владимира Харчеева.
В годы перестройки товарищи по тюремному бараку быстро нашли общий язык с представителями бывшего партактива.
А помогал им навести мосты наш Емеля.
Со сказочной оборотистостью он за несколько лет сумел сколотить себе довольно приличный капиталец и к настоящему времени заправлял практически всем тарасовским шоу-бизнесом, включая прокат самых крутых зарубежных коллективов, имел целую сеть ресторанов, кафе и баров.
Последние два года он активно рвался к власти, используя структуры самых разных партий и общественных объединений.
У него не было по сравнению с большинством интересующего меня контингента богатого криминального прошлого. Неполные два года сейчас у нас в стране и за срок не считают, но круг его общения и недоказанное, но очевидное участие в довольно крупных финансовых махинациях последних лет заставили меня внести его в список «потенциальных жмуриков» одним из первых.
У Емели была семья, состоящая из старушки матери, жены, вернее, сожительницы, хотя я не очень понимаю разницу между этими категориями.
Если человек живет с женщиной много лет подряд под одной крышей, имеет детей, но не поставил в паспорте бледный штампик, то женщина вынуждена, во всяком случае, при встрече с представителями органов правопорядка именоваться этим постыдным с точки зрения обывателя прозвищем.
А Харчеев жил со своей Людмилой почти двадцать лет, и у них была дочь-невеста, студентка второго курса экономического института.
В настоящее время он проживал на одной из тихих улочек в двух шагах от центра города.
Это была шикарная пятикомнатная квартира, вернее, две квартиры в «сталинке», купив которые Владимир Емельянович немного перестроил их, поменял планировку, сделал непременный по сегодняшним дням «евроремонт», и теперь о его гостеприимстве ходили в городе легенды.
Была у Емели и любовница – как же без нее?
У нее тоже была своя квартирка, небольшая и уютная, из окна которой открывался чудесный вид на Волгу.
Любовницу звали Тамарой, она была чуть постарше его дочери и училась с ней в одном институте.
Свою связь с Тамарой Емеля ни от кого особенно не скрывал, так что его ярко-красный джип нередко можно было увидеть у ее подъезда.
Дальше следовали данные о его деловых и дружеских контактах, которые представляли для меня не меньший интерес, чем подробности его личной жизни.
Особенно события этой весны, которые стали для Харчеева настоящей катастрофой.
Покончил с собой его главный партнер по шоу-бизнесу, обвинив его в предсмертной записке во всех грехах.
В одном из Емелиных ресторанов группа недовольных хозяином сотрудников подала на него в суд по поводу его финансовых злоупотреблений и незаконных увольнений инакомыслящих.
Обвинения росли, как снежный ком, они в последнее время буквально обрушились на него со всех сторон.
Налоговая инспекция неожиданно обнаружила на его предприятиях настолько наглую и откровенную двойную бухгалтерию, что не поверила своим глазам и теперь проводила повторную ревизию.
По городу ползли упорные слухи о скором крахе Емели, и его многочисленные недоброжелатели потирали руки в предвкушении справедливого возмездия.