Григорий Адамов Изгнание владыки
Часть I
Глава первая Перебежчик
Была полуденная тишина. Южное августовское солнце стояло высоко.
Свободные от нарядов бойцы спали в прохладных спальнях, другие занимались в тени деревьев с собаками, разбирали и чистили оружие, проходили теоретический курс стрельбы. Шла обычная, будничная жизнь заставы.
В кабинете начальника инспектор Министерства государственной безопасности майор Комаров знакомился с работой заставы.
Самая значительная часть нарушений падает на перебежчиков из-за кордона.
Работа органов государственной безопасности здесь, на границе, очень сложна. О каждом перебежчике из-за границы надо навести справки, проверить его показания, жалкие документы, обрывки бумажек, с которыми люди часто перебираются через границу. Все это надо сделать в невероятно трудных условиях, когда источники справок и необходимых сведений находятся за границей, и сделать это надо в кратчайший срок.
Вот и сейчас на этой маленькой заставе оказалось семь человек, задержанных при переходе границы. Их отправляют сегодня в районный центр. Впрочем, один находится здесь уже почти двадцать дней.
– В чем дело, товарищ Никитин? – отрывая глаза от ведомости и подымая круглую бритую голову, спрашивает майор. – Почему Кардан так долго задерживается у вас?
– А это один из неудачников, товарищ майор, – ответил Никитин. – Его подстрелили, когда он собирался переплыть речку. Все-таки он нашел в себе силы, чтобы добраться почти до самого нашего берега, но метрах в трех от него начал тонуть. Подоспели наши бойцы. Степанов бросился в воду и вытащил его уже почти без памяти.
– Так… – проговорил Комаров. – Рана была серьезная?
– Нет, не очень. В бедро. Но крови потерял много. Бойцы перевязали его и сейчас же доставили сюда. Наш врач немедленно переправил его в совхозную больницу: надо было извлечь пулю.
– Какая пуля?
– Винтовки Сандерса.
– Как он себя чувствует сейчас?
– Оправился. Три дня назад его выписали из больницы. А первые дни был в тяжелом состоянии. Нервы, должно быть, не выдержали. То смеялся, то плакал, умолял не выдавать его.
– Сведения о нем передали районному управлению?
– Передал на другой день после задержания. Кардан бежал из концентрационного лагеря под Котолани. Районное управление довольно быстро проверило его показания, пока он был еще в больнице. В котоланской газете помещены объявление коменданта лагеря о бегстве Кардана, его портрет, приметы и обещание награды за его поимку. Приметы сходятся. Районное управление предложило мне направить Кардана в его распоряжение. По-русски Кардан не понимает, но хорошо знает французский язык.
– Так, так… – задумчиво сказал Комаров, потирая чисто выбритый подбородок. – Ну, давайте посмотрим задержанных.
– С кого желаете начать?
– Да по порядку… Кто у вас первый? – Комаров посмотрел в список. – Корнелиус? Ну, давайте Корнелиуса.
Старший лейтенант протянул руку к аппарату, стоявшему на столе, и нажал кнопку. Серебристый экран аппарата засветился, и тотчас же на нем появилась высокая комната с опущенными на окнах шторами. В углу стояла койка, возле нее стол и стул. На столе – раскрытая книга, графин с водой, стакан, письменный прибор. На койке спал человек, повернувшись лицом к стене.
– Ну, с Корнелиусом придется отложить знакомство, – заметил майор.
– Отсыпается, – усмехнулся старший лейтенант. – Первые два-три дня они всегда спят без просыпу. Следующий по списку, кажется, Ганецкий?
– Да, давайте Ганецкого.
В такой же комнате, как и предыдущая, Ганецкип – маленький истощенный человек с грустными глазами и длинными, печально опущенными усами – озабоченно рассматривал у окна свой разбитый сапог, стараясь подвязать бечевкой отвалившуюся подметку.
– Гм… Да… Задача нелегкая, – проговорил Комаров. – Вы бы ему, товарищ Никитин, выдали сапоги из специального фонда. Ну, давайте дальше.
В следующих комнатах кто читал, кто беспокойно ходил из угла в угол, кто писал.
Кардан, коренастый человек со смуглым, худым лицом, тонким горбатым косом и густыми черными усами, стоял спиной к окну и внимательно рассматривал в небольшое зеркальце какое-то пятнышко на подбородке, прилаживаясь и так и этак, вертя перед собой зеркальце в разные стороны. Потом вдруг улыбнулся, отложил зеркальце, опустил голову и начал медленно крутить ус, потом досадливо дернул его несколько раз книзу и прошелся по комнате. Остановился у стола под окном, задумчиво глядя вдаль. Постоял с минуту, повернулся и, ероша густые, нависающие над лбом волосы, возобновил медленное хождение по комнате. Под волосами на лбу мелькнул небольшой розовый шрам.
Майор Комаров молча и внимательно наблюдал.
– Шрам на лбу указан в приметах? – спросил он, не отрывая глаз от экрана.
– Указан, товарищ майор, – ответил начальник заставы.
– Об усах что-нибудь сказано?
– Да. «Черные и густые».
– Больше ничего?
– Больше ничего. Да ведь усы вообще не примета. Сегодня есть, а завтра сбрил.
– Конечно, но поскольку они имеются…
Кардан подошел к стулу, сел, откинулся на спинку, свободно и непринужденно закинул ногу на ногу и протянул руку к столу за раскрытой книгой. Опустив голову, начал читать. Небольшая смуглая рука мягким, почти неуловимым движением длинных пальцев перевернула страницу. Кардан читал. Комаров не сводил с него внимательных, спокойных глаз. Снова мягко перевернута страница… В кабинете продолжается молчание.
Начальник заставы с легким нетерпением посматривал то на майора, то на экран.
Не поворачивая головы, Комаров наконец тихо спросил:
– В показаниях профессия указана?
– Указана, товарищ майор. Электрик-монтажник.
– Сколько лет работает?
– Двадцать лет, с восемнадцатилетнего возраста.
– Где работал последние годы?
Начальник заставы перелистал папку с бумагами.
– На заводе электрооборудования Фидера в Полтони.
– Кем работал?
– Чернорабочим.
– Долго был чернорабочим?
– Два года восемь месяцев.
– Имеются подтверждения?
– Имеются.
– Какое образование получил?
– Низшая электротехническая школа в Таворе.
– Так…
Не поднимая головы, Кардан вынул из кармана куртки папиросу, закурил, затянулся и с гримасой отвращения бросил папиросу на плоскую пепельницу.
– Какие папиросы курит Кардан? – неожиданно спросил майор, резко подавшись к экрану.
Начальник заставы растерянно взглянул на Комарова.
– Право, не знаю…
– Узнайте, пожалуйста.
– Есть, товарищ майор.
Начальник заставы нажал кнопку на столе. Через минуту в кабинет вошел боец, заведующий хозяйством.
– Вы снабжаете нарушителя Кардана папиросами?
– Я, товарищ старший лейтенант.
– Какими?
– «Весна», товарищ старший лейтенант.
– «Весна»? – вмешался Комаров. – Это, кажется, третьесортные папиросы? Вы всех задержанных снабжаете ими?
– Они получают папиросы и табак по личному выбору и вкусу, товарищ майор. Кардан пожелал простых папирос. Сказал, что к другим не привык.
– Ах, вот как! Ну, тогда понятно. Кстати, вы, кажется, сказали, что он говорит по-французски. Что, он жил во Франции?
– Да, он показал, что несколько лет работал там.
Начальник заставы отпустил бойца.
Комаров медленно встал и выключил экран телевизора.
Майор был высок и широкоплеч. Мощная, словно литая шея, большая круглая, чисто выбритая голова. Бритое загорелое, несколько полное лицо с крупными чертами, крутой лоб, серые спокойные глаза под густыми, чуть рыжеватыми бровями. Плотно сжатые, красивого рисунка губы, тяжелый, почти квадратный, выбритый до лоска подбородок.
Заложив руки за спину, легким для своей плотной фигуры шагом Комаров прошелся по кабинету.
– Да… – проговорил он. – Интересный тип…
Старший лейтенант ничего не ответил, продолжая испытующе смотреть на Комарова. Он слишком хорошо знал этого известного в их профессиональных кругах «следопыта», чтобы не придавать значения даже простому его раздумью над чем-нибудь.
– А где мой лейтенант? – спросил майор. – Где Хинский?
– Еще не вернулся с объезда постов на линии. Рано утром уехал.
– Так… так…
Комаров подошел к столу, к телевизору, и вновь включил комнату Кардана.