Ивен не упускал ни единой мелочи. Он любил, чтобы о его фильмах говорили: «Последняя работа Ивена Пентлоу», и добивался этого, внушая легковерным, что эти фильмы полностью созданы его, и исключительно его, талантом. Неважно, насколько опытен актер, - Ивен ничтоже сумняшеся объяснял ему все, что следует делать. Ивен не обсуждал, как сыграть тот или иной эпизод, с какой интонацией произнести ту или иную реплику. Он давал указания.
Он «поставил на место» уже не одного актера с большим именем. Теперь все упоминания о них сводились к замечаниям типа: «Первоклассная актриса мисс такая-то прекрасно вписалась в предложенный Пентлоу образ…» А тех, кто, подобно мне, не желал вписываться в заранее уготованные рамки, Пентлоу на дух не переносил.
Нет, Ивен, конечно, был выдающимся режиссером. У него было потрясающее визуальное воображение. Большинству актеров действительно нравилось работать с ним: гонорары были высокие, и фильмы Пентлоу никогда не залеживались на полках. Только упрямые бескомпромиссные ослы вроде меня полагали, что девять десятых работы в фильме ложится на плечи актера.
Я вздохнул, допил пиво, зашел в уборную и вернулся к своему «Моуку». Аполлон по-прежнему неистовствовал в медном небе, как сказал бы любитель классической поэзии.
Первоначально режиссером боевичка, который мы сейчас снимали, был тихий и вежливый интеллигент, начинавший прикладываться к рюмочке еще до завтрака и скоропостижно скончавшийся в десять утра - хватил лишку виски. Случилось это в выходные, которые я провел в одиночестве, бродя по холмам Йоркшира. А вернувшись во вторник к съемочной группе, узнал, что новым режиссером назначили Ивена и что он уже начал натягивать поводок.
Предстояло доснять еще примерно восьмую часть фильма. Меня Ивен встретил исполненной яда улыбочкой. Я обратился с протестом к менеджеру. Меня погладили по головке, но толку вышло мало.
- Все прочие режиссеры такого масштаба заняты… Вы же понимаете, мы не можем рисковать финансами спонсоров - в наши-то тяжелые времена… Будьте реалистом… Да, Линк, конечно, я знаю, что обычно вы с ним не работаете, но ведь это чрезвычайная ситуация, черт возьми! В вашем контракте на этот счет ничего не говорится, я проверял. На самом деле мы, видимо, рассчитывали на ваше понимание…
- И на то, что я получаю четыре процента от прибылей? - сухо перебил я.
- Н-ну… - Менеджер прокашлялся. - Конечно, с нашей стороны напоминать об этом было бы ошибкой, но раз уж вы сами первый заговорили… Да.
Это меня позабавило, и я наконец сдался, но дурные предчувствия не покидали меня: нам еще предстояли съемки на местности, в машине. Я заранее знал, что работать с Ивеном будет непросто. На что я не рассчитывал - так это на то, что его поведение будет граничить с садизмом.
Я резко затормозил позади навеса и накрыл «Моук» брезентом, чтобы машина не накалялась. Отсутствовал я минут двенадцать, но, когда я обогнул навес, Ивен уже извинялся перед операторами за то, что я их задерживаю и заставляю ждать себя на жаре. Терри только рукой махнул - я прекрасно видел, что он едва успел вставить в «Аррифлекс» новую пленку, которую достал из холодильника. Спорить никто не стал. На такой жаре - сотня градусов в тени* - сил не осталось ни у кого, кроме Ивена.
По Фаренгейту; около 39" по Цельсию.
- Хорошо, - отрывисто сказал Ивен. - Линк, в машину! Сцена 623, дубль десять. И давайте, черт возьми, сделаем его как следует!
Я промолчал. Из предыдущих девяти дублей три оказались засвеченными. Остались сегодняшние шесть. И я, как и все прочие, понимал, что Ивен мог прекрасно использовать любой из них. Я сел в машину.
Сделали еще два дубля. Ивен снова с сомнением покачал головой. Но главный оператор сказал ему, что свет становится чересчур желтым и новые дубли не пойдут, так как не будут соответствовать отснятому ранее материалу.