---------------------------------------------
Рэй Брэдбери
Она не могла сказать, когда к ней в первый раз пришла мысль о том, что ее убивают. В последний месяц были какие-то странные признаки, неуловимые подозрения; ощущения, глубокие, как океанское дно, где водятся скрытые от людских глаз монстры, разбухшие, многорукие, злобные и неотвратимые.
Комната плавала вокруг нее, источая бациллы истерии. Порой ей попадались на глаза какие-то блестящие инструменты. Она слышала голоса. Видела людей в белых стерильных масках.
“Мое имя? — подумала она. — Как же меня зовут? Ах да! Алиса Лейбер. Жена Дэвида Лейбера”.
Но от этого ей не стало легче. Она была одинока среди невнятно бормочущих людей в белом. И в ней была жуткая боль, и отвращение, и смертельный ужас.
“Меня убивают у них на глазах. Эти доктора, эти сестры, они не понимают, что со мной происходит. И Дэвид не знает. Никто не знает, кроме меня и его — убийцы, этого маленького убийцы. Я умираю и ничего не могу им сказать. Они посмеются надо мной. Скажут, что это бред. Они увидят убийцу, будут держать его на руках и никогда не подумают, что он виновен в моей смерти. И вот я перед Богом и людьми чиста в помыслах, но никто не поверит мне. Меня успокоят ложью, похоронят в незнании, меня будут оплакивать, а моего убийцу — ласкать. Где же Дэвид? — подумала она. — Наверно, в приемной, курит сигарету за сигаретой и прислушивается к тиканью часов”.
Пот выступил у нее на теле, и она испустила предсмертный крик:
— Ну же! Ну! Убей меня! Но я не хочу умирать! Не хочу-у!
И пустота, вакуум. Внезапно боль схлынула. Изнеможение и мрак. Вес кончилось. О Господи! Она погружалась в черное ничто, все дальше, дальше…
Шаги. Мягкие приближающиеся шаги. Где-то далеко чужой голос сказал:
— Она спит. Не беспокойте ее.
Запах твида, табака, одеколона “Лютеция”. Над ней склонился Дэвид. А позади него специфический запах доктора Джефферса. Она не стала открывать глаз.
— Я не сплю, — спокойно сказала она.
Это удивительно: она была жива, могла говорить и почти не ощущала боли.
— Алиса, — сказал Дэвид. Он держал ее за руки.
“Ты хотел посмотреть на убийцу, Дэвид?” — подумала она.
— Я слышала, ты хотел взглянуть на него. Ну что ж, кроме меня, тебе его никто не покажет.
Она открыла глаза. Очертания комнаты стали резче. Она сделала слабый жест рукой и откинула одеяло.
Убийца со своим маленьким красным личиком спокойно смотрел на Дэвида Лейбера. Его голубые глазки были безмятежны.
— Эй! — воскликнул Дэвид, улыбаясь, — да он же чудесный малыш!
Доктор Джефферс ждал Дэвида Лейбера в тот день, когда он приехал забрать жену и новорожденного домой. Он усадил Лейбера в кресло в своем кабинете, угостил сигарой, закурил сам, пристроившись на краешке стола. Откинув голову, он пристально посмотрел на Дэвида и сказал:
— Твоя жена не любит ребенка, Дэвид.
— Что?!
— Он ей тяжело дался. И ей самой потребуется много любви и заботы в ближайшее время. Я не говорил тогда, но в операционной у нее была истерика. Она говорила странные вещи, я не хочу их повторять. Могу сказать только, что она чувствует себя чужой ребенку. Возможно, все можно уяснить одним вопросом. — Он глубоко затянулся и спросил: — Это был желанный ребенок?
— Почему ты спрашиваешь?
— Это очень важно.
— Да, да, конечно. Это был желанный ребенок! Мы вместе ждали его. И Алиса была так счастлива, когда поняла, что…
— Это усложняет дело. Если бы ребенок не был запланирован, все свелось бы к тому случаю, когда женщине ненавистна сама идея материнства. Значит, к Алисе все это не подходит. — Доктор Джефферс вынул изо рта сигару и задумчиво почесал подбородок. — Видно, здесь что-то другое. Может быть, что-нибудь, скрытое в прошлом, сейчас вырывается наружу.