Пелым после нашего разговора убрал меня из десятников и поставил на это место Кима. А я сделался древоделей. И как это он сообразил, что топор для меня — привычный инструмент? В общем — поставили меня выбирать пазы вдоль брёвен, а там и углы рубить доверили. В свое время в этих делах я великим мастером не был, но понятие имел достаточное, чтобы не растеряться. Ну а как до быков дело дошло, тут вообще не хуже других оказался. Русские, жившие в эту эпоху, считай все плотничать горазды, однако среди здешних строителей настоящих мастеров всего двое было. Со мной трое оказалось. То ли я соображаю быстрее, то ли больше разных вариантов видел, когда помогал друзьям и родне, да и сам баньку дома рубил — но получалось у меня всё как-то чуток скорее и ладнее, чем у большинства других плотников.
Топор неважной стали, но с наварным лезвием, стал после этого моим. Хм. Не зря, выходит, толковал я с Пелымом за жизнь. Пусть и так, но он мне посодействовал.
Про соль тоже всё понятно. Она не дефицитна, потому что дорога. Далеко везти приходится, вот и возрастает цена. Была бы дешевле — якуты больше брали бы. Не знаю, как сейчас, но в моё время эта «приправа» ещё и традиционный консервант. В общем, «перехватить» местный солевой рынок вполне можно. Купцы, привозят её сюда не помногу и легко заменят другими товарами — можно будет обойтись и без войны за сферы влияния. Тем более, что сразу-то на всю Якутию соли я просто не наварю.
* * *Тишь да гладь, да Божья благодать не бывают вечными. Раз — к вечеру было дело — услышал я, как поднялся тарарам. Якуты возмущённо шумели, а казаки им перечили. И о чём сыр-бор? Подошел поближе, отложив в сторонку топор, и прислушался. Нет, ну нельзя же так гомонить! Такое впечатление, что сейчас подерутся. Казаки так вообще свои бердыши составили к стенке, скидывают кафтаны и засучивают рукава. То есть не к смертоубийству дело идёт, а к потасовке.
Преодолел своё любопытство — интересно ведь глянуть на русский кулачный бой против хапсагая — а якуты уже сапоги с себя стаскивают и обнажают торсы.
Вышел в пространство между стенкой казаков и толпой якутов, поклонился тем и другим, и заговорил, повернувшись к русским.
— Казаки! Мы живем стадами своими и на зиму готовим сено и для коров, и для лошадей. А нынче — пора сенокоса. В это время мужские руки нужны в стойбищах — потому и спешат люди к делу, без которого погибнут зимой наши кормильцы. Тогда и мы станем бедны. И какой ясак возьмёте вы с голытьбы?
Отпустите людей по домам, чтобы управились они по хозяйству.
Потом поворотился к соотечественникам:
— Старшие вас до покоса помогать посылали?
— Да, — Ким ответил за всех. — Только после надо рожь убирать, да овёс с ячменём, а там к зимней охоте снасть готовить. Так что не вернёмся мы сюда.
Это я и пересказал казакам и подошедшему на шум атаману.
— Расходитесь, — махнул тот рукой.
Народ принялся расходиться с видимым сожалением о несостоявшейся потехе. Развлечения в этом времени не часто случаются, так что и я не был уверен в том, что вовремя вмешался.
Потом ко мне подошёл Ким и позвал в своё стойбище. Мы с ним немного сдружились — мяли друг другу бока по вечерам, но не соревнуясь, а в порядке тренировки. Приёмы друг на друге отрабатывали, делились разными хитростями, да и о жизни рассуждали. А только не пошёл я. Сказал, что должен подождать тут одного человека, с которым условился о встрече. Ну да он объяснил, как его отыскать, когда понадобится. Ответить взаимностью я не смог — моё будущее ещё не определено. По крайней мере, до возвращения Айтал. Обещала же заглянуть.
* * *Основная масса заготовленных брёвен уже уложена в срубы, а с остальным русские сами справятся. С моей помощью, понятное дело. Илья Перфильев хотел взять меня толмачом, но я попросил погодить с этим. Заметил про себя, что скучаю по Айтал, по разговорам с ней. Хотя и недолго длилось наше знакомство, но… знаете, иногда возникает чувство сродства душ. И мне с ней легко — такой уж у девчонки нрав, что на моё восприятие, она как бы недостающий компонент окружающего мира.
С другими женщинами я не каждый раз пойму, почему, да как она такое говорит, или делает, а эта белобрыска словно вся насквозь на солнышке просвечивает. Скучаю даже. Поэтому перспектива ходить с казаками по стойбищам и переводить длинные беседы, меня не увлекла. Вдруг меня не окажется в условленном месте, когда она заглянет.
Ну да ладно. Продолжаю трудиться долбодятлом, приделывая к срубам каркасы кровли. Долото и небольшой молот, или большой (очень) молоток тоже сделались моими инструментами — пользуясь тем, что я нынче в авторитете, просто велел кузнецу отковать мне то, что нужно для работы. Пелым кивнул. Понимающий человек. Ну да, в конце-то концов, с него за стройку спрос, а то, что без инструмента работать неловко, объяснить ему не надо. И заплатить он мне иначе не может.
Хм! Если до столярки дело дойдет — глядишь, я за лето состоятельным человеком сделаюсь. Буравчики, пила, тесло, рубаночная железка… размечтался, одним словом. Но железную лопатку — штыковую и совсем маленькую, кузнец мне сделал. Это, когда опорные столбы для хозпосторек пришла пора утверждать, тогда я и похлопотал о нужном мне приспособлении. А что делать — где я в окрестных лесах разживусь подобными вещами? Поэтому работал так, чтобы Пелыму не было обидно за понесённые расходы.
Добрый берестяной короб с заплечными лямками помогли мне сделать якуты, ещё до своего ухода. Культура работы с берёзовой корой у нас в давней традиции. Особенно сосуды — бураки и туяса — в ходу. Но хитрости работы с этим материалом я никогда не постигал. Только если для построек — тогда могу пользоваться. А по части всяких хитрых замысловатостей — это нет. Русские, кстати, лапти себе из неё плетут, сберегая сапоги до холодов. А мне товарищи соорудили аналог ранца. Ведра три объёмом. Да не просто так, а с глубоким узким отделением для лука и стрел.
Вечерами без поспешности, дождавшись, пока хорошенько просохнет мой наскоро сделанный лук, я довёл его до совершенства и заготовил десяток стрел с наконечниками из кости. Если её сварить, но не чересчур, она делается твёрже и «держит» режущую кромку. — ну да об этом все знают. Немного поупражнялся в стрельбе. Мальчишкой-то я был горазд стрелять, но с той поры прошли годы с ружьем в руках. Нынче же лук даже у казаков в ходу — так что надо восстанавливать забытые навыки. То, что не так хорош мой лук, как изготовленный настоящим мастером из выдержанной несколько лет древесины — ну так что ж — пройдут годы и он станет лучше, если я не дам ему размокнуть.
Как и большинство людей, живущих в двадцать первом веке, я привычен к разделению труда, к множеству готовых вещей, сделанных на специализированных предприятиях по выверенным технологиям. Здесь же и сейчас каждому приходится быть мастером на все руки. Не так, чтобы абсолютно на все, но на многие. Мне ещё повезло, что я много знаю и умею такого, о чём жители мегаполисов даже не подозревают. Тем не менее, до нынешних моих современников мне далеко. Так что этот период в тепличных условиях при регулярном четырёхразовом питании я потихоньку пропитывался духом времени и приобретал (или закреплял) мелкие навыки — как шить крючком и шилом вместо привычной мне швейной иглы, как вырезать деревянную ложку, выкроить сапоги, выделать шкурку с использованием местных «химикатов».
И в это же время, прокручивал в голове другие знания и умения, ныне ещё неведомые, но такие, воспользоваться которыми хотелось бы. Скажем — я много интересовался оружием. Это среди дяденек частое увлечение. И, скажем, соорудить стреляющий пулей арбалет, пожалуй, смог бы. Да такой, что переплюнет нынешние казачьи пищали, и по скорострельности, и по прицельной дальности. Это, конечно, многодельно и неденежно, однако на охоте может дать мне немалые преимущества. Скорее всего, сумею и кислоты получить — серную из медной руды, а потом и другие.
Могу спирт выгнать, скажем, из морошки. Она легко сбраживается, да вот собирать её замучаешься, даже в урожайный год и ехать за ней далековато. Словом, я прокручивал в голове свои знания и прикидывал имеющиеся у меня навыки. Соображая, как бы получше устроить свою будущую жизнь. И как-то выходило, что лучше всего мне подошло бы для жизни селение, в котором есть кузнец. Очень уж много разного инструмента мои затеи требуют. Такого, какого здесь пока нет. Вспомнилось, что Айтал — дочь кузнеца. В общем — надо поближе познакомиться с её семьёй, да и определяться.
Глава 4. В родные места
Разбудил меня довольно чувствительный удар по лицу. В августе ночами бывает темно, и в срубе с ещё не прорезанными окнами и дверями видно плохо. Я присмотрел это место для ночлега потому, что здесь замечательный дух от смолистых брёвен и никто не побеспокоит до самого рассвета. Главное — храпеть тут некому. Вечернее небо не предвещало дождя, а соорудить себе лежанку — дело нескольких минут. Ну и укрыться мне есть чем — сшил из нескольких шкурок подобие одеяла. Мог бы и спальник соорудить, но материалу не хватило. Я ведь особо-то не охотился — так пройдусь вечерком по окрестности, бывает и встречу кого. Зайцев нынче что-то много.