Политик должен уметь прощать обиду во имя того, чтобы войти в память поколений, - а это в конечном счете и есть бессмертие, к которому стремится каждый, отмеченный печатью таланта".
Министр внутренних дел, который ждал премьера в резиденции князя-регента, молча положил на стол данные, поступившие за последние два часа в управление политической полиции: несколько раз встречались генералы, стоящие в оппозиции; активизировались подпольные организации компартии; около площади Александра была разогнана толпа, требовавшая расторгнуть договор о присоединении к пакту; усилили свои личные контакты с командованием югославских ВВС те сотрудники британского посольства, которые, по данным наблюдений, были связаны с Интеллидженс сервис.
- Ну и что? - спросил Цветкович. - Я проехал по городу; люди заняты весной. Если бы мы присоединились к пакту осенью, когда в парках холодно и молодежи негде заниматься любовью, тогда бы я разделил ваши страхи. Бунты происходят осенью или ранней весной - сейчас март, и в Дубровнике можно загорать в тех местах, где нет ветра.
Пискнул зуммер правительственного телефона, который связывал Цветковича с его первым заместителем Мачеком, хорватским лидером, одним из главных инициаторов югославо-германского сближения.
- Добрый день, мой дорогой друг, - пророкотал Цветкович в трубку, рад слышать ваш голос...
- Поздравляю с возвращением, господин премьер. Как вы себя чувствуете после всей этой нервотрепки?
- Чувствую себя помолодевшим на десять лет.
- Завидую: в моем возрасте предел такого рода мечтаний - год...
- Как ситуация у вас в Загребе?
- Я определяю ее одним словом: ликование. Люди наконец получили гарантию мира.
- А меня здесь пугают наши скептики, - облегченно сказал Цветкович, глянув на министра внутренних дел. - Пугают недовольством.
- Назовите мне хотя бы одного политика, поступки которого устраивают всех, - ответил Мачек. - Сейчас я прочту вам заголовки газет, которые выйдут завтра. Одну минуту, пожалуйста. - Мачек нажал звонок, и на пороге кабинета появился его секретарь Иван Шох. Прикрыв трубку, Мачек попросил: - Давайте-ка быстренько ваши комментарии, я с Белградом говорю.
Он надел очки, достал из кармана перо, чтобы удобнее было следить за строками и не терять их - Мачек страдал прогрессирующим астигматизмом, - и повторил в трубку:
- Сейчас я прочту вам заголовки, сейчас...
Иван Шох появился через мгновение: он отвечал за связь с прессой и выполнял наиболее деликатные поручения хорватского лидера, носившие подчас личный характер.
- "Победа мира на Балканах, - Мачек читал медленно и торжественно, только так можно определить исторический день двадцать пятого марта. Рукопожатие, которым скреплено присоединение Югославии к Тройственному пакту, это дружественное рукопожатие рейха и королевства, центра и юга Европы!" Это пойдет в "Хорватском дневнике", - пояснил Мачек, - а в "Обзоре" шапка будет звучать так: "Сербы, хорваты и словены от всего сердца благодарят премьера Цветковича за его мужественное решение. Мощь великой Германии надежно гарантирует нашу свободу и независимость - отныне и навсегда!"
- Спасибо, - глухо сказал Цветкович, почувствовав, как запершило в горле, - спасибо вам, друг мой. Я жду вас в Белграде: князь-регент придает огромное значение тому, в какой обстановке пройдет ратификация. Если бы вы, как вождь хорватов, выступили в Скупщине...
- Я выступлю первым, господин премьер. Я не отношу себя к числу скептиков. От всего сердца еще раз поздравляю вас.
- До свидания, мой друг.
- До встречи.
Цветкович медленно опустил трубку и вопросительно посмотрел на министра внутренних дел.
Тот упрямо повторил:
- Загреб - это Загреб, господин премьер, но мы живем в Белграде.
Тихий секретарь неслышно появился на пороге кабинета:
- Звонит посол Германии фон Хеерен...
- Соедините, пожалуйста.