— Товарищ полковник, — снова заговорила Тамара. — Я докажу! Только не выгоняйте меня! Пожалуйста…
— Выгоняют с урока, — проворчал Чеканин и сел. Некоторое время он молчал, потом совсем другим голосом тихо сказал: — У него сын родился. Три месяца назад. Николай не высыпался совсем. Но сердце… Сердце у него было здоровое.
Вершинин наклонился к Джимморрисону, что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул и быстро вышел из кабинета. Карпухин закурил, тяжело вздохнул и пробасил:
— Если это был ментоудар, то нанес его большой мастер. Уж очень, мать его, точно. Никого больше не задело.
— Да это и ежу понятно, что мастер, — раздраженно махнул рукой Чеканин. — Кто? Как? Зачем? Что было в коробках? Навигаторы-то еще на таможне, а значит, вариант с Зиминым — пустышка. Или нет? Кто ему мозг выел? Может, часть приборов они сумели переправить на склад? Навигатор, подаренный подполковнику, местные бомжи сняли уже с трупа. Затем прибор продали перекупщику с Митинского рынка. Далее след теряется. В общем, определенно можно сказать только одно: «Шварцен Форричтанг» явно при делах…
— «Спецов» нужно поднимать, — бухнул Вершинин.
— Это и так ясно. Поливанова! Душа моя, завтра утром зайдешь ко мне, получишь заявку на донора и привезешь. Подробности тебе Стеклов растолкует. Поняла?
— Так точно, — выпалила Тамара, а в голове зазвенело колокольчиком: «Не выгнал! Не выгнал!»
Появился Джимморрисон, быстро расставил пластиковые стаканчики, откупорил водку. Потом достал из кармана хрустальную рюмку, наполнил и накрыл кусочком хлеба. Тамара сперва хотела сказать, что не пьет, но вдруг поняла — она лучше умрет, но выпьет. Есть вещи, которые перевешивают все остальное. Поминальная рюмка — из таких. Когда тебе наливают на дне рождения и говорят: «Не выпьешь — обидишь», — это одно дело. Но мертвые не обижаются. И ничего не говорят.
Тамара взяла стаканчик, посмотрела на Чеканина, на остальных.
— Земля пухом! — выдохнул полковник.
Четыре головы склонились в согласном поклоне. Тамара проглотила теплую водку и не почувствовала вкуса. Ей было плохо. И она знала — немочь эту невозможно излечить лекарствами, потому что болело не тело. И даже не душа.
Болела совесть…
* * *Соня не хотела идти. Ой как не хотела! Про себя она в сотый, наверное, раз прокручивала предстоящий ей тяжелый разговор, и слезы сами собой катились по щекам. Это было очень трудно принять: она, Соня Разумовская, виновата в непоправимом. Она — убийца. Ее слова, сказанные без мысли, просто так, заставили человека пойти на смерть.
«Не ври! — тут же одернула она себя. — Не просто так. Ты хотела его подколоть. Ты знала, что он заведется. Тебе было приятно понимать, что он мучается. Ты развлекалась. Дура, дура, дура!»
Соня вышла со двора в переулок, повернула направо и побрела в сторону Сретенки. Олег жил в угловом доме, на шестом этаже. Это она узнала у Бормана. До дурацкого спора и исчезновения Марьина ей и в голову не приходило поинтересоваться, где он живет. Оказалось — почти соседи.
Олег вообще не интересовал Соню. Нет, конечно, когда он появился в «Морионе», она обратила внимание на лобастого, угрюмого, плечистого и какого-то нескладного паренька, словно бы стеснявшегося собственных больших рук с крупными кистями, ботинок сорок третьего размера, медвежьих движений. Марьин старался казаться незаметным, в основном молчал и отсиживался где-нибудь в уголке. Но, как дошло до спусков, выяснилось, что у парня настоящий талант. Очень скоро из новичка Олег превратился в крепкого подземника, заняв свое — и отнюдь не последнее место — в неписаной иерархии клуба. Но даже после этого Соня продолжала относиться к нему равнодушно. Ну да, есть такой Марьин, надежный парень, всегда поможет, возьмет на себя трудную и грязную работу, глупостей не делает — в общем, как говорится, «хороший товарищ».
Соне же нравились мужчины другого склада — поярче, поувереннее, с ловко подвешенным во всех смыслах языком. Олег был слишком правильным, слишком серьезным. И вдруг ни с того ни с сего этот правильный «хороший товарищ» обратил на Соню внимание. Произошло это летом, во время поездки в Карелию. Соня неожиданно обнаружила, что у нее появился ухажер. Каждое утро она находила в палатке то букетик розовых калипсо, то затейливую коряжку, то миску с черникой. Неизвестный воздыхатель заинтриговал Соню, и она провела расследование. В группе, не считая руководителя, было двенадцать человек, из них пятеро девушек, которые сразу отпали хотя бы потому, что всех их Разумовская знала с детства. Понаблюдав за оставшейся семеркой парней, Соня с разочарованием выяснила, что глаз на нее положил вовсе не утонченный, смуглый Глеб Островной, не признанный лидер морионцев Борман и даже не резковатый, нервный, но веселый и находчивый Витька Нуруллин, а тихоня Марьин.
Вот за это разочарование, если быть до конца честной, Соня и начала изводить Олега. Нет, ну если разбираться по чести, на что он надеялся? Какие вообще у них могли быть отношения? Начать с того, что Олег почти на два года младше! Он только весной наступающего года школу окончит, а Соня, потеряв год, этим летом все же поступила в Энергетический университет и теперь была «студентка первого курса Разумовская Софья Георгиевна».
Вообще-то Соня имела твердую уверенность, что после пары недель шуточек и подколок Олег сам махнет на нее рукой. Опыт по отшиванию парней у Сони был, что и говорить, богатый. Но Марьин оказался жутко упрямым типом. Он стоически терпел насмешки, продолжал дарить цветы, приглашать в кино или театр и провожал до дому, маяча в отдалении нескладной глыбистой тенью.
Она хорошо помнила разговор, состоявшийся у них в ноябре. Лил дождь, Москва расцветилась пятнами зонтов. Стоявшие в вечной пробке машины отчаянно сигналили. Соня возвращалась домой в веселом настроении; Олег, как обычно, плелся сзади. В какой-то момент девушка решила пошутить и, обернувшись, пальцем поманила своего кавалера. Когда Олег приблизился, Соня вынула из кармана платочек, промокнула губы и демонстративно уронила его на мокрый асфальт.
— Дарю, Ромео! — рассмеялась она и отошла на несколько шагов, наблюдая, что будет дальше.
Олег на секунду растерялся. Потом он поднял платок, посмотрел на Соню и глухо сказал:
— Зря. Не смешно. Я понимаю, что тебе наплевать на меня, но вот увидишь — скоро все изменится. И ты будешь думать обо мне, как я думаю о тебе.
Круто повернувшись, он ушел, а настроение у Сони почему-то сразу испортилось. Шутка получилась дурацкой. На секунду она даже представила, что Олег всерьез обидится и сделает что-нибудь нехорошее. Но тут кончился дождь, сквозь разрыв в тучах проглянуло закатное солнце, и тяжелые мысли выдуло из Сониной головы свежим вечерним ветерком.
«Никуда он не денется, — решила она. — Так и будет ходить следом, как собачка. Глупый, мрачный тип».
И вот теперь его нет…
Слезы снова хлынули у Сони из глаз. Давно уже стемнело, и навстречу девушке двигался сплошной поток возвращавшихся с работы москвичей, среди которых могли оказаться и знакомые. Чтобы привести себя в порядок и успокоиться, Соня свернула в ближайший двор и нос к носу столкнулась с дворничихой тетей Клавой.
— Сонюшка, здравствуй! Как живешь-можешь? Постой, ты плачешь? Что случилось-то? Обидел кто?
— Нет, — замотала головой Соня и вдруг, поддавшись внезапному порыву, обняла старушку и, уткнувшись лицом в мягкое плечо, прорыдала:
— Теть Клав, я человека уби-и-ила…
— Ой ты ж господи! — воскликнула тетя Клава и, приобняв девушку, повела ее прочь со двора, ласково приговаривая: — Пойдем-ка ко мне, горемыка. Чайку попьем, у меня лист брусничный есть. Ой ты ж господи…
…Год окончания школы у Сони Разумовской не удался. Нет, поначалу все шло нормально — Соня получила аттестат зрелости, про который доморощенные юмористы любят говорить: «половой», думая, что это очень смешно, и приготовилась вступить во взрослую, самостоятельную жизнь.
Само собой, по окончании школы подразумевалось, что Соня будет поступать в высшее учебное заведение. Так решили мама и папа Разумовские, единодушно выбрав для любимой доченьки филфак МГУ. Соне же выбор родителей да и сам факт поступления были очень даже до фени, потому что на нее, Разумовскую-младшую, свалилось стихийное бедствие под названием «любовь»!
Бойфренд появился у Сони внезапно. Ее школа была школой «продвинутой», чуть ли не каждый второй старшеклассник щеголял в прикиде гота, рэпера или рокера — словом, «от неформалов не продохнуть», как выразился директор. Естественно, Соня знала, что такое «шмаль», она же «травка», пару раз, будучи отпущенной родителями в компании одноклассниц на ночную дискотеку, пробовала «колесики», но благоразумия хватило — наркоманская стихия, слава Богу, не увлекла Разумовскую.