– И что же, помер этот дядечка? – нервно усмехнулась Яна. – Который свалился?
Боцман перевел взгляд на нее.
– А кто вам сказал, что это был дядечка?
Яна на миг опешила, а когда открыла рот, чтобы возразить, ее уже перебили.
– Значит, если человек упадет за борт, он погибнет?
Женщина в цветастом шарфе вся подалась к Якову Семеновичу. Даже черные очки сняла, будто боялась упустить что-нибудь важное. Маша вспомнила, что у нее редкое имя: Кира. Ее муж, которого она приняла за музыканта, оказался режиссером с необычной фамилией Бур. Аркадий Бур.
– …погибнет? – настойчиво повторила Кира, не замечая обращенных к ней недоуменных взглядов.
– От обстоятельств зависит. Если ясный день и море спокойное, то гибнуть ему не с чего.
– А если плавать не умеет? – не отступала женщина. Она волновалась и пыталась это волнение скрыть, но получалось плохо. Пальцы безостановочно теребили край шарфа, словно отрабатывали гамму.
Маше стало неловко. Как будто перед ней начали раздеваться без приглашения. Она отвела взгляд.
– Вытащим! – великодушно пообещал боцман. – Вот если ночью или в шторм, тогда дело другое. Вахтенный не услышал, сам человек испугался – и выйдет нехорошо.
Даже это «выйдет нехорошо», за которым стояла вполне однозначная картина, у него звучало на удивление философски и успокаивающе. Мол, помрет бедолага, ясное дело. Ничего радостного. Но и ужасного, однако ж, тоже нет, все мы смертны.
Кира кивнула и отступила, словно что-то уяснив для себя.
– Вы не умеете плавать? – сочувственно спросил юноша с раскосыми глазами.
– А? – женщина подняла на него рассеянный взгляд. – Умею, и неплохо. А что?
Прозвенел гонг, и матрос Антоша сообщил, что обед готов.
После борща кок, ко всеобщему восторгу, выставил на поднос тарелки с дымящейся вермишелью.
– Макароны по-флотски!
– Ура!
– Разбираем, товарищи!..
– С детства не ел, – признался режиссер, наматывая на вилку клубок макаронин. – У нас в семье это блюдо считалось плебейским, только бабушка меня изредка радовала, когда приезжала погостить. Нет ничего хуже снобизма в еде.
– Последние два слова лишние, – вполголоса заметила Кира.
– Отчего же? А, понял! – Аркадий улыбнулся. – Не помню, кто сказал: интеллектуальный сноб это тот, кто не замечает красивую девушку, сидящую рядом с ним в самолете, из презрения к книге, которую она читает.
– И это вполне оправдано!
Аркадий повернулся к Яне, непринужденно вмешавшейся в их разговор, и поправил очки.
– Чем же?
– Ее глупостью, – пожала та плечами. – Допустим, она читает пошлейший любовный романчик. Какие-нибудь «Сто тридцать оттенков серо-буро-малинового». Что интеллектуальному снобу делать рядом с такой женщиной?
– Отчего же вы отказываете нашей красивой девушке в уме и любопытстве? – искренне удивился режиссер. – Вы придумали за нее целую историю: мол, она читает книгу, потому что ей по душе всякая муть. Но она может читать ее по совершенно другим причинам. Например, чтобы разобраться в феномене успеха. Или понять, отчего эта книга понравилась ее подруге. Вариантов много. Вы же предпочли самый невыигрышный. И в этом тоже, простите, заключается некоторый снобизм.
Яна не обиделась.
– А я и есть первостатейный сноб!
Она скорчила высокомерную физиономию и брезгливо оглядела тарелки, поджав губы.
Сначала засмеялась Маша, а за ней и все остальные.
– Актриса, блин! – проворчал Владимир, однако общий смех как дань артистизму жены ему явно польстил. – На, пей компот.
И заботливо придвинул стакан, в котором на дне плавала разварившаяся рыжая курага.
«Порой роль доброго дядюшки начинает меня тяготить.
Вы только поймите правильно: роль-то необходимая!
Людям на корабле должно быть хорошо. Но плавание, скажу я вам начистоту, штука не слишком комфортная. Мы ж не океанский лайнер с бассейном, официантами и променадом. А вся романтика закончится, как только вас вывернет наизнанку после завтрака.
Вот и выходит: люди плыли за мечтой, а получили качку, паршивое самочувствие и кучу обязанностей в придачу. А если вы думаете, что ставить паруса – это просто, добро пожаловать к нам на борт.
Одно время Капитан хотел табличку заказать: «Избавляем от иллюзий. Недорого». Еле отговорили.
Люди устают, нервничают, боятся. Узнают о себе… разное. Скажем, кто-то думал, что море – это его мечта. А походил под парусом и понял, что его мечта – это пляж в пятизвездочном отеле. Там море домашнее, людьми облагороженное. А у нас – дикое, и черта с два его приручишь. Разница такая же, как между кошкой и тигром.
Все думают, что любят тигров. Только любить их в телевизоре и встретиться в джунглях нос к носу – разные вещи.
Вот тут-то и нужен я. Вовсе не затем, чтобы научить и объяснить. Это ерунда, это и Антоха сумеет! А вот слово правильное вовремя сказать, подбодрить, похвалить – это труднее. Хвалить-то с умом надо, с пониманием. Антоха славный парнишка, но такого понимания у него нету.
Скажем, попались у нас как-то в группе муж и жена. Она – живая, юркая, схватывает на лету. А он – ну, тугодум. Все медленно делает. Отстает от нее.
И вижу я, как он мрачнеет и мрачнеет. Еще бы – малютка-жена его по всем пунктам обходит. А он же мужик! У него самоуважение замешано на том, что он первый по каждому пункту.
Но наконец-то и у него начало получаться. Тут наш Антоха к нему подваливает с таким лицом, будто у него в карманах по два кило счастья, и заявляет: «Здорово вы с такелажем разобрались! Не хуже супруги!»
Я чуть по лбу его не хлопнул. Вот же дурень! Для этого мужика одна мысль о том, что он с женой соревнуется, хуже горькой редьки. А ты ему еще и без обиняков дал понять, что она круче.
Пришлось исправлять ситуацию.
Подхожу я к нашему красавцу, а он уже смурнее тучи. Насупился, как орангутанг, у которого банан отобрали. Того гляди в грудь себя бить начнет. Я, значит, вежливо: так и так, Степан Иваныч, не поможете ли с тросами? Другие-то слабоваты для такой работы.
А он, может, и медлительный, но силач. Взялся за бухту – а она тяжеленная! – и пыхтит: куда, мол, волочить?
Потом ходил довольный, смотрел орлом. Еще бы: пять бухт перетащил с бака на ют! Я честно сказал: больше никому на корабле такое не под силу. Может, капитану. И то вряд ли.
И с этой минуты, считай, пошло нормальное плавание у нашего силача. Потому что похвалили его грамотно.
А тросы мы потом с Антохой на пару потихоньку обратно перетаскали. На черта они мне на юте!
Но бывает, человека не хвалить хочется, а с трапа спустить. Нынче руки у меня так и чесались, причем дважды.
Первый раз, когда мордастый вылез жене на подмогу. Бабу свою защищать – дело хорошее. А вот варежку разевать попусту – это совсем никуда не годится. Боцман для салаг – авторитет, власть и скорая помощь в одном лице.
В другое время я бы про нахала забыл через пять минут. Ну, понервничал человек, агрессивным стал от избытка впечатлений, бывает. Но в этот раз во мне будто заноза засела. И поставил я мысленно напротив Владимира Руденко, бизнесмена тридцати шести лет, женатого, бездетного первую зарубку.
А второй случай совсем дурацкий.
После обеда старпом подсел к группе и давай задушевно общаться. У Артемыча это хорошо выходит, особенно с тетками. Зубами сверкнет – и все дамы сердечно размягчаются.
Но сегодня вышла промашка. Старпом поинтересовался у салаг, что им пока труднее всего переносить на корабле.
Обычно народ что отвечает? Правильно: качку. Тогда наш Артем достает таблетки и каждому выдает запас. Очень всем нравится такая предусмотрительность и забота.
Салаги и в этот раз не подвели. «Качку! – кричат. – Волны!» И вдруг посреди этого слаженного хора чистый такой, хрустальный голосок: «В основном, вас».
Я чуть вермишелью не подавился.
Пригляделся, кто это у нас такой прямолинейный. А это девица-русалка! Сидит бледная, серьезная, как комсомолка на вручении почетной грамоты. Ручки на коленях сложила. А ейный парнишка компотом булькает с таким видом, будто ничего удивительного не услышал. Я, кстати, только тут заметил, что волосы-то у него заплетены в косу, а коса свернута под затылком в несколько раз – вроде как у воина.
Артем тоже опешил, но быстро взял себя в руки. «Отчего же, – спрашивает с улыбкой, – именно я вас так раздражаю, и в моих ли силах это исправить?»
А девица ему: «Да не вы, господин старпом, а вообще люди вокруг меня».
И смотрит эдак печально и строго.
Тут я понял, что у меня второй кандидат на полет по трапу. Потому что если у тебя, голубушка, непереносимость человеков, а по-умному – мизантропия, на кой ляд ты потащилась в двухнедельное плавание на паруснике?
Сюрприз на сюрпризе от наших овечек!
Как говаривал в таких случаях мой дед, спаси господь волков от нашего стада».
Глава 3
Бригантина «Мечта» вышла из порта рано утром.