И для него не имело значения, нарушит ли он сам вековые традиции.
– К бою! – приказал он. – Мы уравняем шансы. Раз дьяволице помогает сам Нитхард, от которого отвернулись даже Небесные Боги, пусть ее атакуют все наши бойцы сразу.
– Не делайте этого, – предупредил я.
Меня никто не услышал.
Воинов было шестеро.
Теперь, когда бригадный генерал лежал в луже собственной крови у ног девушки, их стало пятеро. Лучшие из лучших, элита эльфийской армии.
Бешеные.
Один из них держал длинное копье, второй был вооружен короткой пикой. Третий сжимал кривую саблю. Но наибольшую опасность представляли двое других – лучники.
– Майкл, – пробормотала Френки, не оборачиваясь ко мне. – Ты вроде бы говорил, что у эльфов нет армии.
– Они из городских гвардейцев. Нечто вроде полиции. И пограничных отрядов.
– Неплохо для страны, в которой нет войск.
Стрелы запели в воздухе.
19
Гофмаршал улыбнулся. Это выражение замерло на его лице, а потом упало, как занавес. Он осознал, что стоит на линии огня.
Да, ничья жизнь не имела значения для мцари. Даже их предводителя.
Старец шагнул в сторону, но наступил на край Длинного плаща. Он споткнулся. Никто этого не видел, кроме меня. Когда советник вновь выпрямился, его лицо казалось белее, чем снег Саламандровых гор.
Маленькую оплошность, свой неловкий жест он расценил как жуткий миг позора и трусости.
И не мог простить мне, что я был тому свидетелем.
Все-таки прав был крысяк Хозар. Люди – странные существа.
– Ты не переживешь эту ночь, Майкл, – прошептал гофмаршал.
Франсуаз перекатилась по полу. Это было больно – яркие детали мозаики выдавались вверх, острыми краями, словно скопление айсбергов. На коже девушки показались капельки крови.
Две стрелы пролетели над ней, ударившись в стену. Двое святых, чьи лики были на ней изображены, оставались бесстрастными. Выложенные из разноцветных камней, они не ощущали боли. Но лицо гофмаршала сморщилось, словно оба острия пронзили его насквозь.
На его глазах оскверняли священную залу.
Широкий кожаный пояс, обвивавший талию девушки, сверкал тринадцатью сюрикенами. Но это было магическое оружие. Франсуаз не решалась использовать его, зная – это может пробудить черных колдунов.
– Пятеро против одной, – сказал я. – Таков, по-вашему, честный бой?
– Не тебе говорить о чести, предатель.
Люди не любят, когда их ловят на лжи. Когда им нечего больше сказать, они называют лжецами всех остальных.
Двое бойцов бросились к Франсуаз – мечник и пикинер. Девушка еще не успела подняться с пола. Копейщик поднял оружие для удара Он не трогался с места – длина древка позволяла ему поразить цель оттуда, где он стоял.
Кривая сабля ударилась об украшенный пол, поднимая фонтан разноцветных брызг. Демонесса перекатилась снова. Острое, словно зубы дракона, лезвие ее меча полоснуло по ногам второго бойца. Он выпустил из рук пику и начал медленно падать.
Гофмаршал рванулся вперед.
В первое мгновение мне показалось, будто он хочет прийти на помощь раненому товарищу. Но нет – старец стремился туда, где стрелы попали в скорбные лики святых.
Ему не терпелось провести рукой по мозаике, убедиться, что рисунок не поврежден.
Как он мог думать об этом в такую минуту?
Копейщик нанес удар. Он опоздал. Девушка уже стояла на ногах, в трех футах от него. Копье имеет много преимуществ – оно позволяет нанести удар с большого расстояния. Но им слишком долго замахиваться.
Воин понял, что не успеет парировать удар или отклониться. Но Франсуаз не собиралась атаковать. Выпустив меч, она схватила копье обеими руками, со стороны наконечника.
– Ты еще не дорос до больших игрушек, – произнесла она.
Боец не успел опомниться, как девушка развернула его, заставив сделать три шага в сторону.