На улице снова стояла несусветная жара, даже утром градусник показывал двадцать семь, так что же к вечеру-то будет, когда асфальт нагреется… Поэтому Надежда надела открытую маечку и новую шелковую юбку.
Как починили теткины очки, Надежде не понравилось – топорно, по старинке.
– Зато никогда больше не поломаются, это я вам гарантирую, – с обидой сказал мастер, перехватив ее недовольный взгляд. – Вам красота нужна или надежность?
– Да это не мне… – с досадой ответила Надежда, представляя, что выслушает от тетки. – Ну хорошо, спасибо вам.
– То-то, – бросил он и отвернулся.
Надежда спрятала очки в сумку и поспешила на выход. Поблизости у нее было еще одно важное дело.
Выйдя в соседний двор, она огляделась. Ничего не изменилось – те же чахлые кустики, покрашенная скамеечка. Только мусорные баки были пусты и не валялась куча разломанной мебели.
– Та-ак… – протянула Надежда, – стало быть, порядок навели… Это хорошо…
В сторонке остался рисунок Игоря – маленькая девочка с куклой под мышкой. Рисунок был неумело огорожен камешками и веточками – как видно, девочка не хотела расставаться со своим портретом. Хотя все равно до первого дождя.
Надежда наклонилась ближе. Все-таки у Игоря большой талант, зря Галина заставляет его тратить время на тусовки да на эти, как она говорит, суаре… С ума сойти, бедный Игорь!
– Не трогайте! – закричал кто-то детским голоском, и рядом появился оригинал портрета. – Не стирайте!
– Да я и не собиралась ничего трогать, – сказала Надежда девочке. – Просто посмотреть…
– Вы, женщина, что хотели? Что вам тут нужно? – Это подоспела мать девочки.
Все было как два дня назад – дворничиха с метлой, девочка с конфетой, только куклы у нее в руках не было.
– Да я тут позавчера была вот с художником, – Надежда кивнула на портрет на асфальте, – мы с вами еще разговаривали. А сейчас просто из оптики иду.
Она достала из сумочки большую конфету и дала девочке.
– Смотрю, чисто у вас, как и не было беспорядка, – начала Надежда издалека.
– Да уж, – пригорюнилась дворничиха, – был человек и нету, даже вещей не осталось. Квартира пустая.
– Плохо, когда одинокий человек умирает, – поддержала Надежда разговор. – Вспомнить его некому. Эта женщина из семнадцатой квартиры одинокая ведь была, нелюдимая, так?
– Елизавета Петровна-то? – встрепенулась дворничиха.
«Стало быть, ее тоже Елизаветой звали, – подумала Надежда. – А что такого? Та ей какой-нибудь прабабкой приходилась верно. Или более дальней родней».
– Одинокая – это да, – согласилась дворничиха, – но не скажу, что нелюдимая. Просто на лавочке со старухами сидеть не любила. Да и то сказать, что там высидишь-то? Одни сплетни.
– Это верно… – Надежда подумала, что ей пора уходить, потому что дворничиха глядела уже с легким подозрением и на дальнейшие вопросы отвечать не собиралась.
Девочка с грустью разглядывала рисунок, который начал понемногу смазываться.
– А хочешь, я поговорю с тем художником, чтобы он твой портрет нарисовал на бумаге? – спросила Надежда. – Он по памяти нарисует, а я тебе потом передам. Бесплатно, – добавила она, заметив, как мать нахмурила брови.
Девочка просияла и запрыгала перед ними на одной ноге.
– Вот сейчас ему сразу и позвоню… – Надежда раскрыла сумку, поискала там мобильный телефон и вроде бы случайно выронила старинную открытку.
Девочка подняла ее и рассмотрела.
– Это не живая тетенька, а кукла, – сказала она.
– Ну да, а ты что – видела где-то такую куклу? – перешла Надежда к делу.
– Конечно, у Елизаветы Петровны… Она мне поиграть не давала, а только из своих рук посмотреть. Говорила, вещь ценная, ей дорога как память…
– Вот как? – пробормотала Надежда. – Стало быть, кукла у нее действительно была.
– Точно такая же, в синем платье, – охотно подтвердила девочка, – с зонтиком.
– Ничего не осталась, стоило беречь как память… – вздохнула дворничиха. – Вот я скажу, женщина она была непростая. Потому как сестра-то ее двоюродная из Вологды, после того как мусор выбросила, задумала замки менять. Вызвала мастера, он так ругался. Это, говорит, такой замок сложный, удивительный, такой и в магазине не продается. И стоит он очень дорого. И его, говорит, никакой отмычкой не откроешь, только ключами. Да и ключи-то не сделаешь. А ты, говорит, тетеха вологодская, поставишь самый обычный, который пальцем открыть можно. Все замки, что в магазине продаются, от честных людей. Только этот вот замок настоящий. Ну, она его не послушала, велела все равно менять. Я потому знаю, что насорили они на лестнице, меня управдом послал убирать.
– А вы, значит, к ней тоже убирать ходили? – спросила Надежда осторожно.
– Не то чтобы постоянно… но если нужно… – замялась дворничиха. – А вот как-то прихожу я к ней, она мне дверь открывает бледная такая, дышит с трудом. Я вижу, что человеку плохо, врача вызвать, спрашиваю, или уж «Скорую»… Не надо, говорит, этого врача, а вот незадача, телефон у нас отчего-то не работает. А ведь и верно, с утра что-то они там чинили, молчат все телефоны у них в подъезде. Позвони, говорит, по телефону, только не по мобильному. Номер запомни, я и запомнила, до сих пор в голове сидит. Два ноля, три пятерки, а как там спросят добавочный, то скажи восемьдесят один. И больше ничего, сразу трубку вешай. Ну, я пошла в наше ТСЖ да и позвонила. Еще управдом прицепился – чего тебе да зачем служебный аппарат занимаешь. Я ему ничего не сказала, а только выхожу во двор – смотрю, машина у подъезда стоит. И человек выходит – сразу видно, что доктор. Вот так вот.
– Ладно, пойду я. – Надежда внезапно заторопилась, потому что ей стало как-то неуютно. – Насчет портрета не беспокойтесь, раз обещала, то сделаю.
Все разошлись, на дворе снова стало пусто, и тогда материализовался тот самый неприметный мужчина. Все это время он отсиживался в кустиках. Женщины говорили довольно тихо, он не все расслышал, однако видел, что та, Лебедева, показала какую-то бумажку. Потом оглянулась опасливо и заторопилась к выходу.
Да, можно, конечно, нажать на дворничиху и выяснить, о чем они говорили. Но тогда придется раскрыться, а этого ему пока не хотелось. Рановато. А лучше бы и совсем этого не делать, провернуть бы все тихо, без лишнего шума.
Надежда заехала к тетке, выслушала ее нелестные замечания и отправилась домой. Тетка не слишком распиналась, потому что Надежда с ней не спорила – да, конечно, очки починили плохо, да, она не сумела приструнить мастера, да, нет у нее ни хватки, ни принципиальности, да и активной жизненной позиции не хватает, да, если случится что серьезное, на нее нельзя положиться. Естественно, тетка быстро затихла – кому охота ругаться, если никто не возражает.
Но молчала Надежда вовсе не по кротости характера, просто она усиленно думала. Стало быть, китайская кукла у убитой женщины точно была, девочка ее видела. И можно предположить, что неизвестный убийца приходил к той женщине за куклой. Только зачем убивать? Ну, стукнул бы по голове, много ли немолодому человеку нужно? Забрал бы куклу, да и пошел себе. А этот, видите ли, еще и непотребство такое устроил. Не сходится что-то. Там, в музее, все сделали аккуратно и быстро. А здесь наоборот.
Теперь насчет замка. По всему получается, что эта женщина сама открыла дверь. Потому что мастер по замкам точно знает, уж очень он тот замок нахваливал. Но опять-таки не сходится, поскольку дворничиха говорила, что дама была осторожная, кому попало ночью дверь ни за что не открыла бы. Опять же случай с телефоном. Дворничиха такое придумать не смогла бы и номер запомнила. Надежда, кстати, тоже на всякий случай в памяти его отложила. Два ноля, три пятерки, а когда там спросят добавочный, сказать восемьдесят один. И все, дальше они сами знают. Записать, что ли? Да ладно, так запомнится.
Остаток дня прошел в суете и сомнениях. Делая котлеты, запихивая белье в стиральную машину и протирая пол, потому что негодник кот разбросал везде гранулы от своего домашнего туалета, Надежда думала, что же ей делать. Либо все бросить и записаться на курсы макраме или квилта (ужас какой!), либо продолжать расследование странного похищения китайских кукол.
Надежда тяжело вздохнула. Все ее знакомые, узнай они, чем Надежда занята, хором посчитали бы, что она просто мается дурью.
– Но мне интересно! – воскликнула Надежда. – Ужасно интересно узнать, в чем там дело с этими куклами.
И тут же испуганно оглянулась – вдруг муж услышит? Все-таки разговаривать сама с собой долго нормальная женщина не может…
– Мур-рм… – послышалось снизу, и Надеждиной ноги коснулся пушистый бок.
– Мой дорогой, тебе лучше? – обрадовалась она и взяла кота на руки. – Сегодня не так жарко, ты выглядишь бодрее.
Кот позволил себя поцеловать, но глядел искательно, пока до Надежды не дошло, что он хочет котлету.
– Вот так всегда, – она машинально дала ему две, – всем от меня нужны только материальные блага, никто ласкового слова просто так не скажет…