Дождливые дни были заполнены переездами по скоростным магистралям, попытками вытащить из депрессии доведенных до безумия людей, ночи я проводил перед телевизором, поедая сэндвичи и ночуя в мотелях на средства штата. А потом наступило время отправиться в лечебницу Миллард-Каунти, где меня ждала Элен. Именно тогда я о ней впервые вспомнил, и вдруг осознал, что дождь льет уже не меньше недели, и что бедняжка, наверное, совсем лишилась рассудка.
Я купил кассету с записью Копланда. Элен предпочитала кассеты, которые останавливаются сами. А записи на восьми дорожках крутятся и крутятся, пока она не теряет способность думать.
- Где ты был? - спросила она.
- Сидел в клетке у одного кровожадного герцога из Трансильвании. Клетка, всего четырех футов высотой, висела над прудом, кишащим крокодилами. Спастись мне удалосьтолько потому, что я выгрыз замок зубами. Крокодилы, к счастью, оказались сыты. А ты где была?
- Я серьезно. Ты что, работаешь не по расписанию?
- Я всегда придерживаюсь расписания, Элен. Сегодня среда. В последний раз я был здесь в прошлую среду. В этом году Рождество приходится на среду, значит, я буду здесь на Рождество.
- Еще почти целый год.
- Всего десять месяцев. Встретимся на Рождество. С тобой что-то стало скучновато.
Но она не была расположена к шуткам. В глазах ее стояли слезы.
- Я больше не выдержу, - сказала она.
- Извини.
- Мне страшно.
И ей в на самом деле было страшно. Ее голос дрожал.
- И ночью, и днем, когда я сплю. Я как раз подходящего размера.
- Для чего?
- Ты о чем?
- Ты сказала, что как раз подходящего размера.
- Я так сказала? Ах, не знаю, что я имела в виду. Я схожу с ума. Ты ведь именно поэтому здесь, разве не так? Чтобы я не потеряла рассудок. Я ничего не могу поделать. Я ничего не вижу, а все, что слышу, - лишь шелест дождя.
- Как в открытом космосе, - заметил я, вспомнив ее слова в прошлый раз.
Но она, оказалось, не помнила нашего разговора и испугалась.
- Откуда ты знаешь? - спросила она.
- Ты сама так сказала.
- В открытом космосе нет никаких звуков, - сказала она.
- Вот как, - ответил я.
- Потому что там нет воздуха.
- Я знаю.
- Тогда почему ты сказал «Вот как»? Слышен только шум двигателей. Слышен по всему кораблю. Легкое гудение, которое не прекращается ни на секунду. Совсем как шум дождя. А спустя некоторое время ты его уже не слышишь. Оно как будто становится тишиной. Мне Ананса рассказала.
Еще одна воображаемая подруга. В ее истории болезни говорилось, что ее вымышленные друзья продержались гораздо дольше, чем у большинства других детей. Именно для этого меня к ней и прикрепили - чтобы я помог ей избавиться от вымышленных друзей. От Гранти, ледяного поросенка, от Говарда, мальчика, который всех колотил, от Фуксии, ростом в несколько дюймов, жившей среди цветов, от Сью-Энн, приносившей ей куклы и игравшей в них вместо нее. Элен говорила, что куклы должны делать, а Сью-Энн это выполняла. Были и другие личности.
После нескольких сеансов я понял, что она отдает себе отчет, что ее друзья воображаемые, просто она коротала с ними время. Они находились вне ее тела и совершали поступки, на которые она сама не была способна. Я понял, что от них никакого вреда, а если уничтожить этот вымышленный мир, Элен станет еще более одинокой и несчастной. Она была в здравом рассудке, несомненно. И все-таки я продолжал к ней приезжать, и не просто потому, что она очень мне нравилась. Еще и для того, чтобы окончательно убедиться: она и вправду уверена, что ее друзья - лишь плод ее воображения. Ананса была чем-то новым.
- Кто такая Ананса?
- На самом деле ты не хочешь этого знать.
Она, без сомнения, не желала об этом говорить.
- Я хочу знать.
Она отвернулась.
- Я не могу тебя выгнать, но мне бы хотелось, чтобы ты ушел. Иногда ты становишься слишком любопытным.
- Такая уж у меня работа.
- Работа! - В ее голосе зазвучало презрение. - Прямо как вижу вас всех - как вы бегаете на своих здоровых ногах и работаете!
Что я мог на это ответить?
- Иначе нам не выжить, - сказал я. - Но я стараюсь.
И вдруг на ее лице появилось какое-то странное выражение. «У меня есть тайна, - казалось, думала она, - и я хочу, чтобы ты ее выведал».
- Может, у меня тоже будет работа.
- Может быть, - сказал я.
И попытался придумать, чем бы она могла заняться.
- Музыка не умолкает, - сказала она. Я неправильно понял.
- Ты мало на чем сможешь играть. Так уж получилось.
Немножко реализма не помешает.
- Не говори глупостей.
- О'кей. Больше не буду.
- Я говорю, что на моей работе всегда звучит музыка.
- А что это за работа?
- Тебе и вправду хочется знать? - произнесла она, таинственно возведя глаза к потолку, а потом отвернувшись к окну.
Я представил себе, что она - обычная пятнадцатилетняя девчонка. Тогда я расценил бы такое поведение, как заигрывание. Но тут крылось нечто другое. Что-то отчаянное.Она права. Я действительно хотел знать. Я сделал весьма логичное предположение, соединив два секрета, которые она побуждала у нее выманить.
- Какую работу предлагает тебе Ананса?
Она испуганно взглянула на меня.
- Так значит, это правда.
- Что правда?
- Все так страшно. Я стараюсь убедить себя, что это - всего лишь сон. Но это не сон, верно?
- Что не сон - Ананса?
- Ты думаешь, она такая же, как и все остальные мои друзья, да? Но они не приходят ко мне во сне, во всяком случае, не так. Ананса…
- Что Ананса?
- Она для меня поет. Когда я сплю.
Мои поднаторевшие в психологии мозги быстро сложили два и два.
- Разумеется, - сказал я.
- Она - в космосе, и она для меня поет. Ты не представляешь, какие песни.
И тут я вспомнил кое-что и вытащил кассету, которую для нее купил.
- Спасибо, - сказала она.
- Пожалуйста. Хочешь послушать?
Она кивнула. Я вставил кассету в магнитофон. «Весна в Аппалачах». Она кивала головой в такт музыке. Я представил, как она танцует. Она хорошо чувствовала музыку.
Но спустя несколько минут она замерла и заплакала.
- Это совсем другое, - сказала она.
- Ты уже слышала эту песню раньше?
- Выключи. Выключи, говорю.
Я выключил магнитофон.
- Извини. Мне казалось, тебе понравится.
- Вина, ничего, кроме вины, - сказала она. - Ты все время чувствуешь себя виноватым, так ведь?
- Почти всегда, - легко согласился я. Психологическим жаргоном злоупотребляли многие мои пациенты. Так же, как языком мыльных опер.
- Извини, - сказала Элен. - Просто это не та музыка. Совсем не та. Вот я послушала, и все остальное по сравнению с ней кажется таким темным. Как будто идет дождь, все серое, мрачное и тяжелое, словно композитор пытается разглядеть далекие холмы, но дождь ему мешает. Но несколько минут мне казалось, что у него получится.
- Такая же музыка у Анансы?
Она кивнула.
- Я знаю, ты мне не веришь. Но во сне я ее слышу. Она говорит, что только во сне и может со мной общаться. И она не разговаривает, только поет. Она там, далеко, в своем космическом корабле. Поет. А я по ночам ее слышу.
- Почему именно ты?
- Ты хочешь спросить, почему ее слышу только я? - Она рассмеялась. - Потому что я такая, какая есть. Ты ведь сам говоришь - из-за того, что я не могу бегать, я живу воображением. Она говорит, что связующие нити между разумами очень тонкие, и их трудно не упустить. Но мою нить она не упускает, потому что я живу исключительно сознанием. Она держит мою нить. Теперь, когда я засыпаю, я вообще не могу от нее отделаться.
- Отделаться? Мне казалось, она тебе нравится.
- Не знаю, что мне нравится. Мне нравится. Нравится музыка. Но Анансе нужна я. Она хочет, чтобы я была с ней. Она хочет дать мне работу.
- А как она поет?
При слове «работа» она задрожала и как-то замкнулась в себе. Чтобы поддержать затухающий разговор, я попытался коснуться темы, которой она недавно интересовалась.
- Это ни на что не похоже. Она там, в космосе, все вокруг черным-черно, и слышен только гул двигателей, похожий на шум дождя, а она собирает космическую пыль и прядет свои песни. Она простирает в пространство свои пальцы или уши, я не знаю. Не могу понять. Так она собирает пыль и плетет свои песни, превращая пыль в музыку, которую я слышу. Это очень сильная музыка. Ананса говорит, что именно благодаря песням она может передвигаться в межзвездном пространстве.
- Она одна?
Элен кивнула.
- Я ей нужна.
- Ты ей нужна. Но как она может тебя заполучить, ведь ты здесь, а она - там?