Наталия Осояну Лесной царь
1
— Стой!
Споткнувшись, она ухватилась за низкую ветку и повисла, тяжело дыша, запыхавшись от быстрого бега. Чувствуя, что севший голос вот-вот сорвется окончательно, прокричала из последних сил:
— Стой, кому говорят!
Невдалеке, посреди густого подлеска, что-то белое мелькнуло и пропало. Преследовательница в сердцах треснула ладонью по шершавой коре, пробормотала сердито: "Крот упрямый, чтоб тебя…" — и опять бросилась в погоню.
В том месте, куда пришелся удар, кора слегка надулась. Дерево приподняло ветку и обиженно зашелестело листвой…
… беглец мчался, не разбирая дороги, и несколько раз Лугга теряла его из виду — лишь какое-то необъяснимое чувство подсказывало правильное направление. Лес, знакомый обоим с давних пор, остался позади, и теперь они неслись сквозь чужие места; молва о диковинной погоне успела, однако, разойтись далеко, поэтому им не мешали — только провожали удивленными взглядами, а всякая мелкая живность, боясь попасться под горячую руку — или, вернее, ногу, — пускалась наутек, едва завидев их.
Лугга напрасно надеялась на второе дыхание: всё шло к тому, что если оно и появится, то будет уже поздно. "Упустила, упустила!" — злорадно стрекотали сороки на ветвях. "Поделом, — рассердилась она сама на себя. — Он же лучший бегун из всех нас, незачем было лезть не в свое дело. Но Дана расстроится…"
Споткнувшись раз, другой, третий, она сначала замедлила шаг, потом остановилась и в ужасе оглядела себя: одежда превратилась в лохмотья, ноги и руки покрылись царапинами да ссадинами, длинные волосы спутались, пропитались потом и стали похожи на сосульки. "Всё из-за него!"
— Тиль! — зло крикнула она и закашлялась. — Тиль, если ты слышишь, знай: я возвращаюсь домой!
Тишина. Лугга вся превратилась в слух…
… где-то высоко возились бельчата в дупле, под холмиком прошлогодних листьев сопела в норе мышь-землеройка, тихо шурша, продвигался вдоль ствола старого дуба жучок-короед. Невдалеке журчал родник. Легкий ветерок тронул листву, и каждая ветка отозвалась в своей собственной, неповторимой тональности…
Но ничего похожего на дыхание.
Лугга вздохнула: "Дана будет плакать". Легко коснулась кончиками пальцев ствола дуба-великана, и жучок, поперхнувшись напоследок, умолк. "Не выношу, когда Дана плачет…"
Леший, древний как сама Земля, зашумел листвой, хоть ветер давно утих.
— Не стоит благодарностей, — горло горело, словно она наглоталась сухой листвы пополам с пылью. — А вы, случайно, не видели здесь Тиля?
Ветви дуба снова дрогнули — на этот раз виновато и слегка смущенно.
— Ничего, — Лугга заставила себя улыбнуться. — Я все равно его найду… да-да, конечно, я передам Владычице ваши пожелания… всего доброго!
На прощание великан решил спеть для неё, а соседи подхватили — вскоре вся поляна огласилась гулкими раскатами бравурного марша в исполнении вековых дубов…
Прежде, чем возвращаться, следовало привести себя в порядок, и она направилась к роднику. Сначала напилась вволю — от ледяной воды заломило зубы, потом принялась смывать пыль и пот, а напоследок попыталась пальцами расчесать волосы. Где-то внизу, у корней-истоков, заворочался потревоженный Ручейник, собираясь вынырнуть и потребовать должок, но Лугга прикрикнула на него, и дух родника угомонился.
Теперь, по крайней мере, никто не испугается, завидев её…
Щелк!
Она встрепенулась.
— Тиль?
Тишина. Вокруг по-прежнему никого, только Ручейник тихо ворчит под землей.
— Тиль, ты здесь, я знаю. Я чувствую.
Молчание.
— Зачем ты сбежал? Ты хоть представляешь, что сейчас чувствует Дана? А я? Я тебе тоже безразлична?
Ни звука…
— Если ты думаешь, что к тебе станут плохо относиться… Тиль, я давно всё знала.
— Знала?! — раздалось позади. Лугга невольно восхитилась: она бы никогда не смогла так затаиться. — Ты знала?! — он спрыгнул с дерева: смуглое лицо исцарапано и залито слезами, белые волосы взъерошены, глаза орехового цвета смотрят неприязненно. — И молчала? Да как…
— А какая разница? — она пожала плечами. — Я люблю тебя вовсе не за то, что ты Лесной… ну, я хотела сказать, что для меня неважно, Лесной ты или нет…
— Замолчи! — Тиль смахнул слезы. Лугга вспомнила, как год назад его покусали волки, пришедшие из Южных земель: он ни единой слезинки в тот раз не пролил. — Я не такой! Я чужой! Я не сын Даны, меня забрали, украли из… — лицо Тиля исказилось в презрительной гримасе и следующее слово он будто выплюнул, — … из Города!
— Ну и что? — Лугга осторожно шагнула вперед. — Откуда ты знаешь, сколько среди Лесных подменышей? Может, и я тоже…
— Нет, — он шмыгнул носом. — Посмотри на себя, а потом — на меня. Взгляни на мои волосы!
Лугга дернула себя за светло-зеленую прядь; в тени, должно быть, её глаза слегка отсвечивали серебром. Тиль и в самом деле был другой, но…
— Разве в цвете волос дело? Дана любит тебя — даже больше, чем остальных своих детей! Она сама мне рассказала, как почувствовала твой запах сквозь смрад Города, как разглядела твой свет, и не смогла устоять… разве она забрала бы тебя оттуда, если бы не полюбила? — он молчал, насупившись. — Да ты глупее сороки, если не понимаешь этого! Твоя любовь не стоит пустой еловой шишки!!
… опомнившись, она поняла, что рвется ударить Тиля, а он удерживает её руки.
— Отпусти.
Он покачал головой.
— Отпусти, а не то превращу в…
Он усмехнулся.
— В кого? Нет, Лугга, я уже превратился в самое отвратительное существо на свете — я из Города… ты вдумайся хоть на миг, какое место для нас самое страшное?
— Город, — призналась она, опустив глаза.
— Так. А куда уходят те, кого Дана изгоняет?
— Отпусти меня… — она ощутила, что краснеет. — Ну в Город, в Город!
— Хорошо. Теперь скажи мне, откуда приходят губители?
— Ай! — он сжал её запястья так, что хрустнули кости. — Ты сломаешь мне руки, Тиль! Да, губители приходят из Города, ты прав…
Оба замолчали.
— И куда ты пойдешь? — жалобно спросила Лугга.
— Разве не понятно? — вопросом на вопрос ответил Тиль.
— Я с тобой, — она выпрямилась, готовясь встретить сопротивление. — Или ты останешься, или возьмешь меня с собой.
— Ещё чего, — он нахмурился. — Только тебя мне не хватало…
Лугга упрямо шагнула вперед.
2
Огромные черные губители, рыча, проносились мимо, обдавая Тиля и Луггу жаром и волнами ужасного запаха, от которого щипало в носу, а из глаз лились слезы.
Лугга долго крепилась, а потом остановилась, схватилась за горло, проговорила сдавленно: "Всё… задыхаюсь…"
— Дыши ртом, — сердито сказал Тиль. — Скоро привыкнешь — я вот уже ничего не чувствую. А если действительно не можешь — возвращайся назад, там тебя уже, наверное, обыскались.
Не оборачиваясь, двинулся вперед: знал, что она пойдет следом.
Город оказался вовсе не таким страшным, каким представлялся по рассказам Владычицы Даны — Тиль испытывал к нему только гадливость, поскольку из всех известных ему мест сравниться с Городом по омерзительному виду и запаху могло только старое болото. Тамошние обитатели славились воистину несносным характером и туда без особой необходимости не заглядывали даже Лесные из окружения Даны, его… приемной, как выяснилось, матери.
Деревья из камня и металла.
Серая корка на земле — и навечно похороненные под ней Лешие.
Люди, пораженные странной слепотой: ни один из них не заметил ни его, ни Луггу.
И губители — полчища бездушных металлических тварей.
Отвратительно…
Серый цвет скрадывал детали. Вскоре Тилю показалось, что силуэт Лугги становится прозрачным; он моргнул, прошептал несколько слов, отгоняющих дурные силы — и наваждение исчезло, но осталось неприятное ощущение, что вот-вот произойдет нечто ужасное, непоправимое.
— Что… — его спутница обернулась, и Тиль содрогнулся, увидев, насколько они отличаются друг от друга. Как он раньше этого не замечал? Светло-зеленые волосы, да… а глаза, меняющие свой цвет от серебристого до черного? А заостренные уши? А шесть пальцев на руках?!
Как мог он не понимать, что она не человек?
…— Тише, тише. Успокойся, не плачь.
Они сидели у холодной каменной стены; Лугга одной рукой гладила его волосы, другой вытирала слезы, а мимо проносились губители да людской поток шел из ниоткуда в никуда. Высоко-высоко свинцовое небо готовилось пролиться дождем, но Город его не боялся.