Тут меня ожидало нечто, являющееся большой роскошью в Мексике: кровать с чистыми простынями. В один миг я очутился на ней и заснул глубоким сном.
Когда я проснулся утром, то увидел, что на плацу стоят мои товарищи, уже готовые к отъезду. Было еще очень рано, едва начинало светать, но они были так искусаны насекомыми и так голодны, что решили поскорее ехать дальше и позавтракать в Гвадалупе. Я хотел было отправиться вместе с ними, но дон Хозе шепнул мне на ухо, что завтрак у его жены будет готов через пять минут и что он меня не отпустит. Это было весьма соблазнительно. Я отличался прекрасным здоровьем, и у меня от свежего утреннего воздуха уже разыгрался аппетит.
«Если завтрак будет похож на вчерашний ужин, — подумал я, — то подождать, безусловно, стоит. Такого завтрака в Гвадалупе не достанешь. Кроме того, синица в руках лучше, чем журавль в небе. Догнать же товарищей я всегда успею: моей кобыле это ничего не стоит».
Я отвесил поклон Хозе и согласился подождать завтрака.
— Вот хорошо! — воскликнул старик и быстро пошел к себе.
Минуту спустя мои товарищи исчезли в серых сумерках рассвета, и я остался один в селении. Никто из них, по-видимому, не заметил, что я не сел на коня вместе с ними. Впрочем, если бы они и заметили это, то ничего бы не сказали: ведь я был не маленький и мог сам о себе позаботиться.
Мой хозяин сдержал слово: минут через пять на столе появился горячий завтрак, притом ничуть не менее обильный, чем ужин. Была тут яичница с ветчиной, омлет, фрикасе из цыплят, различные изделия местной кухни, сильно наперченные, и бутылка красного вина, чтобы утолить жажду. Наконец был подан кофе, чудесный кофе, какой умеют приготовлять только испанцы. После него пришлось выпить рюмочку мараскина и выкурить сигару. Было уже довольно поздно, когда я наконец встал из-за стола к, пожав руку моим хозяевам, вышел из дому под градом благословений и добрых пожеланий. У дверей стояла моя кобыла, уже оседланная. Я схватился за поводья и уже занес ногу в стремя, как вдруг старый Хозе, тихонько дернув меня за рукав, подал мне какую-то бумажку и произнес извиняющимся тоном, с улыбкой:
— Маленький счетик, сеньор!
— Счет! — с изумлением воскликнул я.
— Совсем малюсенький! — ответил Хозе.
Я взял у него «малюсенький счетик» и, к удивлению своему, прочел:
Ужин . . . . 1 пезо
Завтрак . 1 »
Ночлег . . . 1 »
Вино . . . . 3 »
—
Итого . . . 6 пезо
«Старик шутит», — подумал я.
Я посмотрел на Хозе, потом на бумажку, потом снова перевел взгляд на старика, хитро улыбнулся и подмигнул ему, желая показать, что я понял его шутку. Но на лице мексиканца не дрогнул ни один мускул. Оно оставалось неподвижным, словно бронзовое лицо статуи Карла Пятого, которую я видел в столице Мексики.
Когда я, наконец, убедился в том, что мой хозяин и не думает шутить, моим первым желанием было заткнуть ему этим счетом глотку, чтобы он им подавился, а самому ускакать прочь. Но я тотчас же одумался. В сущности, меня отлично накормили и дали мне хорошую постель; я не мог ни на что пожаловаться. Правда, было крайне досадно сознавать, что меня одурачили, но делать было нечего. Мысленно дав себе слово никогда больше не верить в гостеприимство, я вынул кошелек и отсчитал шесть пезо. Затем, послав — тоже мысленно — милейшего Хозе ко все чертям, я пришпорил свою кобылу и ускакал прочь.
Я был так зол, что проскакал карьером мили две. Лишь тогда я остановил лошадь и перешел на рысь. Моя досада начала проходить, и я сам громко рассмеялся над собой.
Надеясь еще застать моих товарищей в Гвадалупе, я поехал, не задерживаясь, прямо по направлению туда. Показывать им «малюсенький счетик» я не собирался. Нет! Я согласился бы заплатить в два раза больше, лишь бы они ничего не узнали.